— Я не встречаюсь с Балтазаром.

Лукас поднял голову и недоверчиво посмотрел на меня.

— Нет?

— Нет. Мы с ним никогда не были парой — ну, взаправду.

— Понятно. — Лукас снова переступил с ноги на ногу — онразрывался между надеждой и неуверенностью. — Слушай, я понимаю, что сделалглупость, но если бы я мог...

Я вскочила со скамьи и обняла его, уткнувшись в его шею.Лукас крепко прижал меня к себе, и мы долго молчали. Думаю, мы просто не моглиговорить. Было так невероятно хорошо снова его обнимать, чувствовать его рядом— и это тогда, когда я решила, что навеки потеряла его. Разве я не просила еговерить, что мы всегда отыщем друг друга? Нужно было прислушаться к собственномусовету.

— Я так сильно тебя люблю, — прошептала наконец я.

— Я тоже тебя люблю. Клянусь Богом, я больше никогда ничегоне испорчу!

— Но ты был во всем прав.

Руки Лукаса приглаживали мои волосы.

— Это вряд ли.

— Лукас, я серьезно. Ты знал, что мои родители врут. Знал,что на самом деле представляют из себя вампиры. Если бы я тебя слушала, ничегоэтого не случилось бы.

— Ого! — Лукас взял меня за руки и посадил на скамью.Голубая луна светила на нас сквозь листья плюща. — Это ты о чем?

И я вывалила на него все: правду о том, как я родилась, какна меня охотились призраки, как я оказалась пешкой в борьбе между призраками ивампирами, причем обе стороны были одинаково отвратительными. Я не умолчаладаже о том, что случилось между мной и Балтазаром, потому что меня уже тошнилоот вранья. В этом месте Лукас плотно сжал губы, но не произнес ни слова.

Закончив, я положила голову на его широкое плечо. Лукасобнял меня и сказал только одно:

— Нужно забирать тебя отсюда.

— Ты предлагаешь мне снова убежать с тобой?

— Да. На этот раз навсегда.

— Призраки все равно меня найдут.

— В Черном Кресте есть люди, разбирающиеся в призраках. Мысможем помочь тебе, даже если ты не пойдешь со мной, но я надеюсь, что пойдешь.

— Я пойду с тобой. — Я знала, что смогу это сделать. Нигде вмире вампиров для меня не было будущего. — Мне только хочется знать, чем ястану.

— В смысле?

— Я не хочу становиться настоящим вампиром. Никогда. — Яподняла к нему лицо. — Но если я не стану вампиром... Что происходит с такими,как я?

Лукас криво улыбнулся:

— Не знаю. Но думаю, ты станешь тем, кем захочешь.

Мы нежно поцеловались, а потом просто сидели и смотрели другна друга. Раньше мы не могли оторваться друг от друга, но эта ночь стала совсемдругой. Спокойной. Думаю, мы оба понимали, насколько важен для нас этот момент.

— Последняя пятница мая, — произнесла я наконец.

— Это последний день экзаменов?

— Да. Это значит, что во дворе будет множество машин,приехавших, чтобы забрать учеников домой. В толпе я легко смогу ускользнуть.Родители... они решат, что я уехала с Ракелью или еще с кем-нибудь, а это дастнам несколько дней форы до того, как они начнут меня искать. — Несмотря ни начто, я не сомневалась, что они не оставят меня в покое. — Я могла бы сбежать исегодня... и хотела бы, но они сразу заподозрят неладное. Если мы дождемсяпоследней пятницы мая, у нас будет большое преимущество.

— Значит, всего один месяц.

— И тогда мы всегда будем вместе.

— Я хотел сказать, что у меня есть месяц, чтобы решить, чтомы будем делать потом, — объяснил Лукас. — Но я все улажу. Обещаю, Бьянка, ябуду о тебе заботиться.

Я откинула его взлохмаченные волосы с лица.

— А я буду заботиться о тебе.

Вдалеке что-то треснуло. Мы резко выпрямились, но, к моемуоблегчению, это была всего лишь ветка. Однако мы оба вспомнили, как опасно дляЛукаса находиться тут.

— Тебе нужно уходить, — сказала я. — Прямо сейчас.

— Ухожу. Я люблю тебя. — Лукас грубо поцеловал меня, так,что заболели губы.

Руки его сжали мои бедра, и мне захотелось никуда его неотпускать. Но когда он отодвинулся, я позволила ему уйти. Он побежал в лес, неоглядываясь. Я понимала, откуда у него на это силы. Легче сказать «досвидания», если это ненадолго.

Май стал для меня лучшим месяцем моей жизни, во всякомслучае поначалу.

Дни были всего лишь клеточками в календаре, которые яперечеркивала красным крестиком. И каждый день приближал меня к Лукасу исвободе. На уроках я грезила наяву, и меня часто одергивали — не только миссисБетани, но и другие учителя. Но какое мне было до них дело? Даже если я провалювсе экзамены до единого, вряд ли я вернусь сюда, чтобы забрать свой табель.Куда проще было смотреть в окно и мечтать о Лукасе, поигрывая обсидиановымкулоном на шее, чем сосредоточенно думать о Генрихе V.

Время от времени на меня нападали странные сомнения. Теперья не поступлю в колледж. Как мы будем поддерживать связь с Виком и Ракелью?Увижу ли я когда-нибудь Балтазара? Смогу ли забрать свой телескоп? Но все этоне имело никакого значения по сравнению с выбором: побег из «Вечной ночи» или«судьба», уготовленная мне родителями и учителями. У меня был всего один шансвырваться на свободу и быть с парнем, которого я любила. И я собиралась егоиспользовать.

Я даже начала складывать те немногие вещи, что взяла с собойв жилище миссис Бетани. Именно этим я и занималась, когда как-то вечером всередине мая меня испугал стук в дверь.

Кто бы это мог быть? Быстро затолкав наполовину уложеннуюсумку под кровать, я торопливо вышла в гостиную и крикнула:

— Заходите!

Вошла миссис Бетани, как всегда величественная, в длиннойчерной юбке и серой блузке с высоким воротником.

— Какая нелепость, — произнесла она, обращаясь к самой себе.— Стучаться в собственную дверь!

— Миссис Бетани, здравствуйте. Вам что-нибудь нужно? — «Еслией помочь, она быстрее уберется отсюда», — подумала я.

Не остановившись, миссис Бетани проплыла мимо меня вспальню.

— Мне нужно забрать кое-какие вещи. И я хотела убедиться,что вы не забываете поливать мои фиалки.

— Вообще-то они растут просто прекрасно.

— Вижу. — Миссис Бетани замерла и уставилась на стену. — Чтоэто, ради всего святого, за кошмар такой?

— Вы про артпроект? Это один из коллажей Ракели. Она назвалаего «Эти губы будут тебе лгать». — Проект представлял собой огромный лист ссамыми разнообразными губами — кроваво-красными, персиковыми, оранжевыми,нарисованными помадой и пронзенными неровными изломанными черными полосками истрелками. Еще там были изображены ножи и пистолеты, потому что Ракель заявила,что ни одно произведение искусства, посвященное обману в любви, не можетобойтись без враждебных фаллических символов. — Вам нравится?