После возвращения я пошла работать в детскую поликлинику им. Семашко, в регистратуру. Как-то раз, когда я была на работе, к нам домой зашел Станислав, мой бывший жених, сказал маме: «Я хочу с Зоей повидаться». Мама посмотрела на него, как на свалившийся с неба кусок планеты, и спросила: «Простите, а вы кто?» Он говорит: «Зинаида Федоровна, вы же меня знаете, я ведь приходил к вам». Она ответила: «Простите, мы с вами незнакомы. Закройте дверь». Это у меня мама такая была!

Я столько маме принесла горя и несчастья. Когда меня арестовали, на ее работе начались косые взгляды, разговоры не с ней, а о ней. Она ушла сама, работала уже не по специальности — просто где придется. Работала за такую мизерную плату, которой на человека не хватит, а еще мне в тюрьму нужно было носить передачи. Мама жила на деньги, оставшиеся от обмена квартиры, но она их использовала на посылки мне, на поездку ко мне на свидание. А главное, она осталась совсем одна. У мамы была приятельница, тетя Катя, они с мамой вместе росли. Мама к ней пришла, а она сказала: «Не приходи ко мне, у тебя дочь арестовали». Знаете, как маму это расстроило! Это все людские характеры и трусость людская. Тетя Катя приходила к нам потом, после моего освобождения. Я думала, что мама откажется с ней говорить, но нет, она выдержала, приняла ее хорошо. Она молодец у меня была. С мамой мне повезло! Вот ее нет уже с 1978 года, а я так ее люблю!

После реабилитации я получила компенсацию: сто восемьдесят рублей за каждый месяц заключения. В 1956 году это была довольно большая сумма (мама получала зарплату сорок пять рублей), но она у нас быстро ушла: мы с мамой что-то купили ей и мне, я сейчас уже не помню, что именно. Удивительный случай: вскоре после того, как я получила реабилитацию, в нашу общую квартиру въезжала новая соседка — я смотрю и вижу: входит Гутеберовна Марголис — я с ней сидела на Лубянке. Она была такая истая иудейка и за это где-то три года отсидела. Мы с ней были в одной камере на Лубянке, потом она в одну сторону поехала, я — в другую, разные сроки провели в лагерях, а потом оказались в одной квартире, опять стали соседками. Гутеберовна иногда на всю квартиру говорила: «А вы знаете, когда Зойке присылала Зинаида Федоровна посылки, мы все ели, всей камерой».

Однажды я встретила одного из следователей, занимавшихся моим делом в 1948 году. Когда мне устроили допрос с изяществом русского языка, он там был — не принимал участия в этом концерте, но был свидетелем. Он меня узнал на улице, а не я его. Он сказал: «Как вы? Что вы? Вы, слава богу, вышли». Я ответила: «Да, все нормально, уже реабилитацию получила». И он сказал, что он очень рад, и так далее. А я не стала спрашивать, как он.

Случилось так, что к нам в поликлинику зашел Сережа Юдин, актер театра имени Моссовета, мы с ним были знакомы еще до моего ареста. Он предложил мне работу в театре. Их театром руководил Юрий Александрович Завадский — лауреат Ленинской премии, знаменитый режиссер. Я стала у него работать: сначала заведующей канцелярией, а потом референтом. Очень смешной отголосок: оказалось, в юности мой папа и Завадский вместе учились в школе-студии Вахтангова, но Завадский вырос в режиссера, а папа ушел и стал инженером. Когда Юдин нас познакомил, Завадский вспомнил моего отца. Мы очень хорошо с ним работали. А потом я перешла в Госкино, где проработала двадцать с лишним лет. Фильмы смотрела, актеров многих знала, сценарии читала — интересно было. Потом меня встретил Юлиан Семенов и взял на работу в свою газету «Совершенно секретно». Там я работала даже после его смерти некоторое время, а затем ушла в телепрограмму «Взгляд» и там поработала немного, а потом решила, что уже хватит мне, сколько можно работать? Пора отдыхать. Я пенсию даже не оформляла, когда мне исполнилось пятьдесят пять, считала, что, если я работаю, зачем я буду оформлять пенсию. Знаете, какая-то дурацкая чистоплотность. Ушла на пенсию в шестьдесят девять. Вот это мой трудовой стаж. Теперь уже давно не работаю, где-то лет двадцать. Живу на пенсии.

Что бы про Хрущёва ни говорили, я ему по гроб жизни обязана, потому что он освободил миллионы людей, ни в чем не повинных. Он, может быть, этого и не хотел, но благодаря тому, что он развенчал культ личности Сталина, миллионы невинных людей вышли. Поверьте мне, это дорогого стоит! Это важнее, чем отдельные его промахи. Возможно, ни по уровню культуры, ни по своим знаниям он не дотягивал до уровня руководителя страны, но все равно я ему по гроб жизни обязана. И такие, как я. Правда, так любой человек скажет, который хлебнул этих щей.

Особые лагеря

Зоя Выскребенцева стала одной из многих жертв послевоенных репрессий, отправленных в лагеря для особо опасных государственных преступников. С целью засекречивания существования ГУЛАГа и принудительного труда в СССР советское руководство с начала 1948 года приступило к интенсивной реорганизации всей репрессивной системы. Началась работа по созданию особых лагерей для содержания заключенных, осужденных по политическим мотивам. В феврале 1948 года Совет Министров СССР принял секретное постановление, которое предписывало установить в особых лагерях и тюрьмах строгий режим содержания заключенных, запретить все льготы, трудоспособных использовать только на тяжелых физических работах. С мая 1948 года особым лагерям в целях конспирации стали присваивать красивые, иногда даже поэтические названия: лагерь № 1 — Минеральный, № 2 — Горный, № 3 — Дубравный, № 4 — Степной, № 5 — Береговой, № 6 — Речной, № 7 — Озерный, № 8 — Песчаный, № 9 — Луговой, № 10 — Камышовый, № 11 — Дальний, № 12 — Водораздельный. Среди особых лагерей самыми крупными были Речной лагерь (Воркута) — 34 980 заключенных, Озерный (Иркутская область) — 34 913 и Песчаный (Караганда) — 31 732 заключенных. Зоя Выскребенцева была отправлена в Мордовию, в Дубравный лагерь, где находилась одна из крупнейших женских зон для политических заключенных.

По воспоминаниям бывших узников особых лагерей, самым страшным в спецлаге было «ощущение тупика», которое порождалось, в частности, многочисленными случаями «пересиживания». Правительственное постановление содержало пункт, который почти узаконивал это явление. В нем говорилось:

Семен Виленский, 1948 год

Интервью записано 2 апреля 2016 года.

Режиссер Таисия Круговых.

Оператор Василий Богатов.