Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не могу.
– Почему?
– Потому что в полночь моя карета из тыквы превратится в пыль.
– Тогда я подвезу тебя на своей «Хонде», – смеется Рори.
– Потому что в Толке у меня полно дел, – усмехнувшись, добавляю я.
– Объясни, что за дела, – настаивает она.
Я издаю шипящий звук, изображая жарящийся на сковороде бифштекс, чтобы обернуть все в шутку, но все равно предпочитаю не отвечать.
Рори имеет право знать. Отрицать это я больше не смею.
– Нет, ты держишь меня в неведении. Снова. – Она тут же скидывает мою руку. – Что в Толке, Мэл? Почему тебе нужно вернуться? Куда ты периодически исчезаешь?
Знай я, что она осилит правду, то, может, и подумал бы рассказать. Но ясно понимаю, что, узнав, она развернется и уйдет, отчего хочется рвать и метать. А я не готов ее отпускать. Пока нет.
Может, в конце концов она меня бросит.
Я даже думать о таком не могу, но вынуждаю себя смириться с неизбежным.
Но даже так у меня еще есть несколько приятных недель – недель, когда буду трахать Рори, ковыряться в ее изворотливом, немного странном мозгу и наслаждаться всем, что ей придется отдать. На несколько недель я вспомню, каково это – жить. Получу дозу наркотика после многолетнего трезвого образа жизни. Забуду, что снова со мной может сделать ломка.
– Ответь, Мэл.
Я встаю и во всей своей голой красе иду в ванную.
– Ты сволочь, – фырчит Рори из кровати.
– Несомненно, – невозмутимо отвечаю я, захлопнув за собой дверь.
– Тебе не удастся вечно скрывать от меня правду! – кричит она. – Правда всегда тебя настигнет.
Смотря в зеркало, я грустно улыбаюсь, ведь понимаю, что она права, но вместе с тем и крупно ошибается. Потому что еще многого не знает.
– Собирай вещи, принцесса. Мы едем домой.
Глава шестнадцатая
Наши дни
Рори
Я опять подсела, как мотылек на пламя, как наркоман на наркотик, как девушка с проблемами в отношениях с отцом на хулигана с тлетворным влиянием.
После трех электронных писем Кэлламу с извинениями, на которые я не получила ответа (кто бы сомневался), и пяти постельных раундов с Мэлом последний крепко засыпает. Из-за Кэллама меня по-прежнему снедают грусть и угрызения совести, но рядом с Мэлом я как будто немного пьяна. От передоза чувств голова идет кругом. Горькое раскаяние тонет в экстазе.
Я отправляю Саммер сообщение об изменившихся обстоятельствах моей личной жизни, не вдаваясь в суть, и прошу оставить свое мнение при себе. Когда она начинает обрывать мне телефон звонками и сообщениями, я кладу его экраном вниз и встаю с кровати. Поднимаюсь на лифте к номеру Эштона.
Я понимаю, что пренебрегаю недвусмысленной просьбой Мэла, но в голове созрел один план. Мэлаки, равно как отец Доэрти, мисс Патель, Мэйв и Хизер, слишком скрытничает о том, что творится в Толке. Я задумываю его перехитрить.
Стучу, и через минуту Эштон открывает дверь. Золотистый халат на нем распахнут, являя моему взору ничем не прикрытый член, который, как шебутной хвост, колыхается из стороны в сторону. Я фиксирую внимание на его лице и стараюсь не краснеть.
– Есть минутка? – спрашиваю я.
Он кивает и дает мне пройти, обойдясь без привычных шуток о секс-рабыне, хотя впервые с нашего знакомства я действительно выгляжу так, будто меня как следует отымели.
Как я и подозревала, в его постели спят две девушки. Одна из них – Брэнди, и это своего рода проверка: в голове крутилась недобрая мысль, что здесь-то я ее и встречу. Эштон ведет меня в другую комнату, похожую на гостиную, и мы садимся напротив друг друга. Я предлагаю ему задержаться в Греции, понежиться на солнце, проникнуться культурой и записать альбом. Выкладываю все козыри и аргументы: здесь намного теплее, близко к крупным городам, море. Куча загорелых туристок-красоток, которых он может отведать. В конце концов, у проекта отнимем всего лишь неделю. Все равно ведь вернемся в Толку. Куда спешить?
Эштон неистово кивает, хотя кажется немного рассеянным, у него отрешенный взгляд.
– Ага. Классный вариант. Ага.
Я понимаю, что впервые застала его почти трезвым.
– У тебя все хорошо?
Я чешу бровь.
Он смеется и тянется к бутылке с виски.
– А почему нет, сладенькая?
Я качаю головой. Не твое дело, Рори. Но разве не так говорят люди, когда проявляют безразличие к поистине печальным событиям в мире? Мысленно делаю пометку: в следующем письме Райнеру обратить его внимание на зависимость Эштона, а писать ему собираюсь завтра.
Вернувшись в номер и устроившись под одеялом рядом с Мэлом, я размышляю, как ставлю его в положение, в котором он не хочет оказаться. Что бы там важного ни ждало его в Толке, придется ему расколоться, чтобы мы взяли и вернулись обратно. Если не выгорит… что ж, я заслужила неделю на солнце.
Я закрываю глаза, пытаясь заснуть, но во сне вижу лишь свою мать, которая бежит по центру Толки и, держа меня на руках, истерично плачет. Во сне я совсем кроха. Еще младенец. Вся покрыта кровью. За нами остается дорожка крови, следом бежит целая деревня.
Они гонятся за нами.
А мы убегаем.
Я просыпаюсь в холодном поту и чувствую, как окутывает знакомый холод. Меня трясет так, что даже зубы стучат.
Я влезаю в объятия Мэла и черпаю тепло его тела, но сон ко мне больше не возвращается.
ПРИМЕЧАНИЕ ОТ ЭШТОНА РИЧАРДСА
Что бы вы там себе ни придумали, но я не первостатейный придурок.
Она точно рассталась с Хью Франтом или как там зовут того английского щеголя. Когда секс-рабыня и угрюмый поэт оказываются в одной комнате, сексуальное напряжение можно резать ножом для масла. И я в курсе, что следующие несколько дней они собираются провести так, словно миру вот-вот наступит конец.
Хотите верьте, хотите нет, но я вполне славный малый, каким бы ни изображали меня средства массовой информации. Да, бывает, что дурь употребляю. В такие моменты мне кажется, будто я счастлив, полон вдохновения, мир вокруг красочный. Все привыкли видеть меня таким улыбчивым и беззаботным парнем.
Самокрутка для меня уже стала предметом первой необходимости… А обезболивающие выписал мой врач, так что я не впихивал их в себя по собственной воле, играя в Господа Бога.
Тягу к наркотикам оправдывать не собираюсь. Но попробуйте с семнадцати лет пожить у всех на виду, и посмотрим, что произойдет с вашей самооценкой. Записана, задокументирована, транслирована и продана каждая
