«…ты спросила под звездами, верю ли я в Бога. Иногда нет, иногда да, но теперь все кончено, так что никогда».

«По ту сторону океана живет девушка, сотворенная из зефира, цианида и блестящей росы».

Потом я подумал: возможно, ей не посчастливилось послушать эти крутые, черт бы их побрал, хиты десятилетия, потому что она не любит радио, телевидение, «Ютьюб» и западную культуру.

Но я дал себе обещание не горевать, узнав к тому же, что на деле Рори не отправляла мне снимки и письмо. Может, она и написала гадкие слова на обратной стороне фотографий – ладно, пусть так, это ее почерк. Но она не рассчитывала, что я их увижу. И прочту.

А вот вопрос аборта еще для меня загадка. Хочу узнать у Рори, правда ли это вообще, но тем самым развяжу Третью мировую войну между ней и ее матерью. Хоть я и считаю Дебби Дженкинс дрянью – и поверьте, я вообще о ней стараюсь не думать, – но не хочется, чтобы Рори ненавидела свою маму еще сильнее.

Слышу стук в дверь и продолжаю лежать, глядя в потолок. Если это Ричардс пришел потрахаться, то его ждет разочарование. Удалось притвориться, что меня завел поцелуй с мужчиной, но это не так. Нет, в целующихся мужчинах нет ничего такого, но меня подобное не заводит.

Я просто знал, что Рори психанет, и хотел трахнуть ей мозги до того, как уложу в постель.

Кстати, о слове на букву «С». Рори наверняка дает сейчас Пижону в попку, откупается за то, что позволила мне целовать ее несколько минут кряду. Я бы не удивился, если бы от одного такого поцелуя она (наверное, снова) залетела.

Бум-бум-бум. В дверь стучат со всей силы.

Я тяжело вздыхаю, поднимаюсь с матраса и доползаю до двери. Почему в отелях нет глазка в дверях? Что за фигня? Недовольно распахиваю дверь.

На пороге стоит Рори с опухшими глазами и красным носом. Она плакала, и я бы притянул ее к себе и крепко бы обнял, но мне нужно знать, зачем она пришла, что вообще между нами происходит. То она не противится, когда я пихаю в нее шоколадный батончик, то совершенно оправданно злится на меня. Возлагать слишком большие надежды – верный способ разбить себе сердце. И я говорю не о частичном переломе. Мое сердце разлетится на мелкие осколки, если Рори решит бросить и меня, и Кэллама.

Мужчины с Марса, женщины с Венеры, а Рори с Плутона – далекая, непостижимая и совершенно не похожая ни на кого из нас.

Я жду, что она что-нибудь скажет. Желательно, если Пижон наконец понял намек, собрал свои сумки от кутюр и свалил домой, где найдет себе обколотую ботоксом подружку, которая разделит с ним его ценности. Все сразу.

Кстати, чтобы заполучить Рори, я много гадостей натворил, и список впечатлит любого, кто не мнит себя психопатом, но сегодняшний поцелуй у него на глазах сюда не входит.

Мы оба потерялись в том поцелуе. И оба нашлись.

Рори стоит в коридоре.

Я – в номере.

А между нами незаметная, но существенная дистанция, и мне очень нужно, чтобы Рори осмелилась ее пересечь.

– Где сейчас салфетка? – переминаясь с ноги на ногу, она шмыгает носом.

Я опускаю руку в задний карман (я всегда беру с собой салфетку) и протягиваю ей. Сколько раз я представлял эту картину. Меня поглощали триумф и уверенность. Но на самом деле чувствую себя… смертельно жалким.

Потому что до сих пор таскаю салфетку. Всегда. При себе. С собой.

Рори влетает в номер и ногой захлопывает дверь. Я жду, что будет как в кино: немного позднее, чем хотелось бы, но она понимает, что я – ее единственный, и теперь нас ждет пятьдесят оттенков всех поз из Камасутры.

Но все происходит иначе.

Она налетает на меня, обхватывает руками за плечи и начинает рыдать. Рори не плакса, поэтому я обнимаю ее и целую в лоб, укрывая от остального мира. Если безмозглый бойфренд захочет вернуть Рори, пусть для начала попробует вырвать ее из моих объятий.

– Все кончено, – шепчет она мне в плечо.

У меня в груди полный раздрай. Сердце болит за Рори, но трепещет от радости за меня. Футболка мокрая от ее слез и соплей. Рори всю трясет от горя, и мой первоначальный триумф сменяется ужасом.

– Дорогая, так не должно было случиться. – Я глажу ее по волосам. – У него не было шанса. Это всегда были мы.

Рори качает головой, уткнувшись носом в мое плечо, и рыдает еще горше.

– Дело не в этом. Я в ужасе от того, как поступила с Кэлламом, и мне стыдно за то, что мы натворили… – Всхлип. – Мэл, я очень долго пыталась бороться с тем, что между нами происходит. Я уже и не помню, как отпускать ситуацию, как дать тебе утащить меня в омут с головой.

Я обхватываю руками ее лицо, заставляя посмотреть мне в глаза.

– У меня для тебя новости, Рори: ты уже там. С первой же нашей встречи ты каждую секунду была моей. Точно так же, как я всегда был твоим.

Она смотрит на меня, и я вижу по глазам, как сменяются ее чувства, будто пассажиры в поезде. Я вижу их все.

Стыд. Злость. Страх. Радость. Волнение.

– Я ведь сохранил салфетку, да? – Я кручу пальцами ее локон.

Выходи за меня, Рори.

А потом она делает кое-что настолько неожиданное, что я чуть не проглатываю язык.

Рори падает на колени и суматошно расстегивает мой ремень. Я молчу, потому что не против получить пылкий минет и потому что я странный, испорченный, а еще удобно устроился, поскольку считаю, что она хочет отсосать мне, чтобы что-то себе доказать.

Когда она стаскивает с меня трусы, у меня стоит как бейсбольная бита. Член вываливается из штанов с комичным энтузиазмом. Рори обхватывает его кулачком и стонет, закрыв глаза и взяв в рот. Я закатываю глаза и потягиваю ее за волосы в поисках моральной поддержки. Чувствую, как она кружит языком по головке, и забываю, на какой я планете.

– Аврора Белль Дженкинс, – рычу я, – однажды ты станешь моей погибелью. Но какая же крутая это будет смерть.

Через двадцать минут (ладно, через шесть) я кончаю ей в рот, предварительно спросив разрешения, и заставляю встать, потянув за волосы. Еще по ее тому затуманенному взгляду «трахни меня сейчас же» понял, как ей хотелось, чтобы я обращался с ней так же, как с той помощницей Ричардса.

Порой разногласие