– На хрена вы меня разбудили, полковник? – процедил Роберт.– Копались бы в моих мозгах и дальше – занятие, достойное вашего учреждения.

– Ну уж от вас-то такой упрек слышать довольно странно, –снова рассмеялся Васильев.

В десятку, подумал Дарновский.

– А разбудили мы вас потому, что таково решение руководства.Первоначально мы собирались поместить вас на долгосрочное криопсихическоехранение…

– Что это такое?

– «Крио» – холод, «психо» – ну, сами знаете. Некоторые ваши…коллеги лежат у нас в боксах по нескольку лет. Только переворачиваем их, какбревна, да массаж от пролежней делаем. Но вас решено активизировать.

– Какие еще коллеги? Нет у меня никаких коллег! И почему этовы решили меня активизировать? – здесь Роберт скривился – очень уж ему непонравилось слово.

– Потому что вам предстоит принять некое решение, – ответилполковник на второй вопрос, пропустив мимо ушей первый.

Им от меня что-то нужно, понял Дарновский. Что именно,сейчас не столь важно. Главное, что у меня есть рычаг, а значит, можнопереходить в атаку.

И задал вопрос про самое главное:

– Где Анна?

Александр Александрович удовлетворенно покивал:

– Я всё ждал, когда вы спросите. Ваш товарищ, например,поинтересовался судьбой роковой женщины, едва лишь открыл глаза. Ну, оно ипонятно: склад личности у него не интровертно-рефлексирующий, как у вас, аэмоциоцентричный.

– Где Анна? – упрямо повторил Роберт.

– Марианна Игоревна тоже у нас, где ж ей быть. Вы нетревожьтесь, с ней все в полном порядке.

– Я хочу ее видеть.

Полковник вздохнул – кажется, ему становилось скучно.

– Может быть, сначала вы меня выслушаете до конца? Поверьте,я сообщу вам много интересного.

– Нет, – отрезал Дарновский. – Сначала я должен увидеть ее.А если вы мне наврали… – он оборвал фразу на угрожающей ноте, не договорив,потому что не знал, чем можно напутать этого благодушного и уверенного в себеджентльмена.

Конечно, Васильев и не подумал испугаться. Улыбнулся, развелруками.

– М-да, в пасифицированном состоянии беседовать с вамигораздо легче. Но зато в активизированном интересней.

И весело хмыкнул.

– Что тут смешного? – грубо спросил Роберт.

– То, что разница между вами и гражданином Дроновым, привсей противоположности, совершенно исчезает, когда дело касается одной милойбарышни. Реакция абсолютно идентичная. Сергей Иванович, у которого коэффициентинтеллектуального развития почти вдвое ниже, чем у вас, заявил мне то же самое.Ничего не желаю слышать, пока не увижу ее.

Дарновский враждебно сощурился на собеседника.

– Вы и ай-кью у нас проверили?

– Мы проверили всё, что только было возможно.

– Хватит болтать! – рявкнул Роберт. Этот старый хлыщ егочудовищно раздражал. – Где Анна?

Александр Александрович сокрушенно вздохнул.

– Вы неуважительны по отношению к старшим, это нехорошо.Следствие чрезмерного самомнения, порожденного вашим так называемым Даром.Ладно. Как говорится, уступаю насилию. – Нет, он все-таки издевался, это теперьстало ясно. – Ваша одежда, как я уже сказал, здесь. Зубная щетка и расческа всанузле. Бриться не нужно, это сделала Люсенька час назад, пока вы ещепочивали. Когда приведете себя в порядок, идите по коридору налево. Там в концедверь.

Полковник поднялся.

– И там будет Анна? – недоверчиво спросил Роберт.

– Она уже там.

Под диковинную смесь марша и болеро Дарновский шел посветлому коридору с симпатичными акварельками на стенах. Ошибиться дверью былоневозможно – она здесь имелась всего одна, в самом конце.

Сердце колотилось, почти как у Дронова в Режиме. Неужели задверью Анна?

Он оперся рукой о стену, чувствуя, что должен отдышаться. Даи ноги были, будто деревянные. Мышцы задеревенели, что ли?

За окном виднелся газон, деревья. Прямо возле стеклапокачивалась ветка. Роберт напряг зрение и увидел, что листья не юные, какимибыли еще вчера, в смысле 19 мая, а грубые, напитавшиеся солнцем. Сколько жевремени прошло?

Перед самой дверью он остановился снова. Глубоко вздохнул.Повернул ручку.

Большая комната, на открытом окне подрагивают шторы, пахнетсвежестью и цветами.

Четыре кресла. В одном, кажется, сидит Васильев – во всякомслучае, кто-то седой, остальные три вроде бы пустые.

– Явление второе, – сказал седой. Да, это был полковник. –Она и он.

Роберт сделал несколько шагов и вдруг увидел, что крайнеесправа кресло не пустое – в нем, подобрав ноги и обхватив себя руками за плечи,сидела… Да, да!

– Анна!

Он бросился к ней.

Думал, она бритая наголо – ведь собственными глазами виделна фотографии, – но у Анны на голове топорщился стильный бобрик, очень ейидущий. Чтоб на столько отрасти, волосам нужно месяца три, вряд ли меньше.Неужели прошло столько времени? Неважно!

Он обнял ее, и она тоже обхватила его за плечи. Они непоцеловались, а в упор, почти касаясь лбами, посмотрели друг другу в глаза, этобыло куда важней.

«Ты жива! Что они с тобой делали?».

«Не знаю. Я только что проснулась. Где мы?».

«Это какая-то кагэбешная контора, называется „Санаторий“.Господи, как долго я тебя не видел!».

«Разве? – в синих глазах мелькнуло удивление. – Я помнюпрозрачный дым, я упала… И проснулась здесь. Зачем мне остригли волосы? Яуродливая, да?».

Надо было отдать полковнику должное. Он тактично помалкивал,попыхивал трубкой, выдувая клубы изысканно ароматного дыма. Впрочем, Роберт пронего и не помнил.

«Ты прекрасна. Еще прекрасней, чем прежде». Он вспомнилбедную Нину с ее мышиного цвета волосами, пухлым телом, страстным похрюкиваниеми передернулся от отвращения.

Щелкнула дверная ручка.