Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На другой же день взяла у Робика две картины. Сказала, что один знакомый хочет украсить свой офис и, возможно, купит. Робик сомневался, но дал. Я показала, им понравилось. Подсчитали метраж коридора, прикинули, на каком расстоянии должны висеть картины, решили, что их должно быть десять. Договорились о цене.
Я бегу обрадовать Робика, а он вдруг:
– У меня только пять пейзажей, которые я считаю пристойными. Еще четыре так себе. Даже если с ними – девять.
– Нарисуй до понедельника еще одну штуку, в чем проблема?
– За два дня? Ты процесс представляешь вообще? Как холст готовят, как пишут?
– Робик, твои картины оценили! Их покупают. Профессионалам и то так не везет!
– Наши профессионалы хуже дилетантов. Но много о себе думают.
– Тем более! Это шанс, Робик, поднатужься!
И он поднатужился, написал новую картину. Я отнесла сначала девять, а про десятую сказала, что на выставке. На самом деле на ней краска еще не высохла. Через неделю и ее притащила. Полный комплект. И они тут же рассчитались наличными, такое было мое условие.
Робик был, конечно, рад, Нина поражена. Робик хотел дать мне часть денег за посредничество, я отказалась. В других обстоятельствах взяла бы легко, сама бы потребовала, но тут меня что-то остановило.
То есть как что: я уже предвидела, что у нас с Робиком будут отношения. Женская интуиция. А как брать деньги у мужчины, на которого строишь планы? Нехорошо.
Все произошло однажды вечером, когда Нина пошла на репетицию и взяла детей с собой. Я заглянула к ним: тихо, Робик у станка, работает.
– Знаешь, – говорит, – я поверил в себя. С твоей помощью. Спасибо.
Я подошла сзади, положила руку ему на плечо. Дружески. Стою, смотрю на картину. Он кладет свою руку на мою, потом поворачивается и долго смотрит в глаза. Мы все понимаем. Дальнейшее было неизбежно.
Начались встречи. Робик придумал версию для жены: так как в двух комнатках одновременно жить и работать невозможно, особенно учитывая живопись – краски и растворители пахнут, для детей вредно, придется снять комнату чисто для творчества. И снял – в частном доме на улице Второй Овражной, с отдельным входом, из удобств только вода и газовая плита. На ней всегда стояло ведро, грелась вода, которой мы мылись. Там была дыра в полу, Робик нашел металлическую решетку, положил сверху, и мы над этой дырой плескались: зачерпывали кружкой из ведра воду и поливали друг друга. И романтично, и весело.
Мы встречались там постоянно в течение года. Я называла это – койко-дни. Мы и в самом деле проводили много времени в постели, но он успевал и работать. Я оказалась талантливой и умелой посредницей, знала, как и кому предложить, как убедить, что это нужно, модно и престижно, купила хороший фотоаппарат, снимала картины и заказывала фотографии, причем участвовала в их обработке, чтобы картины смотрелись выигрышно, лучше, чем в натуре, но ненамного, тут нужно знать меру. По-прежнему ничего не брала у Робика.
– Ты снимаешь квартиру, покупаешь вино, еду, этого достаточно, давай больше о деньгах не говорить, хорошо?
Робик так увлекся живописью, что даже хотел бросить свое музыкантство, но я отговорила. Сейчас конъюнктура складывается хорошо, но не факт, что так будет всегда, надо иметь путь для отступления.
Мне нравилось участвовать в процессе создания картин. Я начала разбираться в холстах, красках, растворителях, кистях и всем прочем, это оказалось очень увлекательно. Стоило все дорого и продавалось в единственном на весь город магазине «Искусство». Однажды у прилавка пожилой мужчина шепнул, что может предложить хорошие краски дешевле. Оказалось, он возит и краски, и кисти, и импортную грунтовку, и много еще чего из Москвы. И вот так вот продает. Частных магазинов еще не было.
Мой был первым. Я влезла в долги, отремонтировала полуподвал на одной из центральных улиц, завязала связи с Москвой. Возила сначала оттуда все сама, потом появилась помощница Люда, присоединился ее брат Саша, тоже художник, но неудачливый, такой упертый авангардист, плюющий на вкусы публики. Потом мы стали нанимать машину, пошел уже нормальный опт, расширили помещение. Продавали все, включая багет, оказывали услуги по оформлению – у людей абсолютно нет вкуса, они не понимают, что каждая картина требует своего багета. Или унифицированного, если для оформления какого-то единого пространства.
А потом начали продавать и картины. Никаких неприятностей не было ни с криминальными структурами, ни с милицией, нам повезло, один из замов начальника УВД оказался графиком-любителем, творил не под абы кого, а под Дюрера, скрупулезно рисовал, по черточке, – отдыхал так от своей жестокой службы. Я продала три его работы за очень приличные деньги (если честно, добавила от себя), потом устроила ему участие в выставке, короче, зам стал моим покровителем. Ну, и влюблен был слегка, но не настойчиво. Возраст не позволял и болячки. Будешь слишком приставать, а она возьмет и согласится, не дай бог!
В общем, у меня началась бурная жизнь. Но я была недовольна своим положением по отношению к Робику. И решила сказать ему начистоту. Дорогой, мне надоело быть твоей приходящей женой и знать, что в остальное время ты спишь с другой женщиной. Не пора ли выбрать?
Конечно, я рисковала. Но я очень любила его и верила, что он меня тоже любит. При этом я понимала, что он привязан к детям, но ведь не собиралась же запрещать с ними видеться! Хоть каждый день, на здоровье!
Это я ему тоже сказала.
Он ответил: да, ты права, надо определиться. Пойду и все скажу.
Я очень ждала, чем все кончится. Места себе не находила. Через два дня встретились. Он был мрачным. Сказал:
– Оказывается, у нее есть мужчина.
– Ого!
– И она давно про нас знает.
– Поэтому и завела мужичка?
– Возможно. Он администратор во Дворце культуры, сначала предложил ей организовать там хор из районных детей, потом стал ухаживать, она поддалась. И говорит, что он ее устраивает. И что она от него получает то, чего не получала от меня.
– Не может быть!
– Я сам
