С мягкой улыбкой, той самой, от которой теперь шёл мороз по коже, Брутус предложил Ровене руку и, дождавшись, когда её пальцы робко коснулись его локтя, повёл к лестнице. В одно мгновение оживившись, лакеи-сервусы толкнули створки тяжёлой резной двери и низко склонились, пропуская дорогих гостей внутрь. Холл, а иначе назвать такую роскошную прихожую язык бы не повернулся, встретил их уютным полумраком. Гирлянды миниатюрных ламп казались похищенными с неба звёздами, прикованными друг к другу тончайшей стальной нитью; овальный низкий стол, мраморный пол и зеркала на стенах отражали глянцевой поверхностью десятки крошечных огней, и оттого, казалось, звёзды сияли и под ногами, и над головой, и со всех сторон.

Важного вида мажордом встретил их низким поклоном и, не проронив ни слова, повёл за собой. В полной тишине они пересекли гостиную, обставленную изысканными креслами, софами, столиками и огромным винным шкафом, и остановились у тяжёлой двери, ощетинившейся железными шипами, и её своеобразный декор выглядел жутко и чужеродно на фоне интерьера усадьбы.

Изнутри доносились плавная мелодия, наигрываемая чьими-то умелыми пальцами на фортепиано, тоскливое причитание скрипки и множество приглушённых голосов. Наверное, именно здесь собрались все гости, те самые загадочные владельцы карет.

Мажордом взялся за массивное чугунное кольцо и постучал им по двери несколько раз, выдерживая интервалы. Брутус загадочно улыбнулся, глядя на Ровену:

— Уверяю, моя принцесса, предстоящее зрелище не оставит тебя равнодушной.

— Что это за место? — любопытство всё же взяло верх.

Вместо ответа, магистр хитро сверкнул глазами и повернулся к двери, за которой раздался тяжёлый скрежет засова. Вскоре Ровена смогла рассмотреть то, что так надёжно скрывалось за шипастой преградой. Огромная зала мерцала бесчисленным множеством свечей, но даже их не хватало, чтобы разогнать чернильную тьму, затопившую собой помещение. Множество круглых столиков усеивали всё свободное пространство по центру, их окружали кабинки, прячущие гостей за полупрозрачными занавесями. Фужеры и хрустальные графины, заполненные рубиновым и золотистым винами, имелись на каждом столе, в воздухе витала приторная смесь ароматов парфюма, пьянящих винных паров и чего-то ещё — металлического, едва уловимого.

Людей в зале собралось настолько много, что свободных столов не осталось. Среди строгих костюмов всевозможных оттенков, от синего до чёрного, блистали роскошные дамские наряды, причём женщин здесь было намного меньше, что само по себе казалось необычным. Насколько Ровена могла судить по балам и торжествам, проводимым в каструме, подобные мероприятия старались посещать парами. Но стоило переступить порог, сразу обнаружилась причина такого «неравенства» среди гостей. На невысокой сцене, открывшейся перед взором ошеломлённой Ровены, творилось нечто ужасающее: обнажённая женщина в серебристой маске, держа в руках толстую палку, чинно расхаживала вокруг бритоголовой юной девушки, подвешенной за ноги так, чтобы положение тела напоминало букву «Икс». Голое тельце несчастной сплошь покрывали порезы, кровь струйками сочилась из ран и медленно капала на пол, собираясь в небольшую лужицу. Так вот каким металлом пропитан здешний воздух! Ровена зажала ладошкой рот и отвернулась, случайно встретившись взглядом с магистром.

— Согласен, довольно грубая работа, — прокомментировал он и, кивнув кому-то в приветствии, направился к свободной кабинке. — Но не расстраивайся, моя милая, самое интересное ещё впереди!

По залу пронёсся громкий, полный боли крик, утонувший в одобрительных возгласах и аплодисментах. Не подумав, Ровена обернулась, но тут же горько пожалела об этом — мучительница в маске, воткнув меж ног несчастной палку, будто меч в ножны, остервенело орудовала ей вверх-вниз. Ведомая одной лишь мыслью — сбежать отсюда подальше, Ровена развернулась к выходу, и уткнулась носом в грудь Сто Семьдесят Второго. Скорпион стиснул пальцами её плечи и склонился к уху:

— Просто не думайте о том, что видите, госпожа. Так проще.

Она оттолкнула его от себя и, опустив глаза в пол, на дрожащих ногах поплелась за Брутусом. Магистр указал ей на обитое бордовым бархатом сидение, а сам занял такое же напротив.

— Что это было, Ровена? Попытка сбежать?

— Вы омерзительный, жестокий… Как же я вас ненавижу! — она не знала, смелость ли это или усталость от беспрерывного страха, преследующего её всё это время. Увиденное на сцене настолько шокировало её, что произошедшее с ней теперь казалось безобидной забавой.

Брутус рассмеялся и, переведя взгляд на человеческий череп, служивший подсвечником, наигранно-удивлённо воскликнул:

— О, какая приятная встреча! — и развернул череп глазницами к Ровене. Прямо на кости был тщательно вырезан номер «48».

Впившись ногтями в бархат обивки, Ровена сжалась. Нет, это не Харо… Это не он! Мерзавец просто глумится над ней.

— Тебе не хорошо, моя дорогая? — Брутус поманил пальцем Тридцать Вторую. — Кликни обслугу, моя жена желает выпить чего-нибудь покрепче.

— Вам меня не сломить! — подскочив, Ровена смахнула подсвечник со стола. Больше она не позволит этой мрази наслаждаться её беспомощностью! — Никогда, слышите! Никогда вам не сделать из меня покорную марионетку!

Душераздирающий крик вперемешку с радостными возгласами поглотил её последние слова и унёс с собой прочь, но магистр всё понял. Усмехнувшись одним уголком губ, он дождался, пока вопли стихнут, и подался вперёд:

— Моя милая, ты переоцениваешь свои силы также, как и переоценила своего уродца. Очень скоро я подарю тебе его настоящий череп. Прикажу сделать из него чашу или шкатулку для твоих драгоценностей. Как тебе идея?

— Или он преподнесёт мне ваш в подарок, — прошипела Ровена, с вызовом глядя монстру в глаза. — Такая идея мне больше нравится. Сложу туда ваше колье с изумрудами, там ему и место!

Брутус собрался что-то ответить, но в проёме вырос мужчина с большим красным носом. Кажется, он был на их свадьбе. Вежливо поприветствовав Ровену, тот попросил минуту внимания первого магистра и отошёл в сторону.

— Никуда не уходи, любимая жена, я скоро вернусь, — с этими словами Брутус поднялся из-за стола и покинул ложу.

Скорпион проводил своего хозяина взглядом и повернулся к Ровене:

— Прошу вас, госпожа, не нужно провоцировать его! Вы даже представить себе не можете, на что он способен.

С чего подонок так печётся о ней? Надеется снова проделать с ней всю ту мерзость? Каждый раз, когда выродок обращался к ней, Ровене нестерпимо хотелось вырвать ему язык, выцарапать глаза-льдинки, сорвать маску и разодрать его уродливое лицо в кровь. Тем не менее, в сравнении со своим отцом он казался самой добродетелью.

— Ещё раз заговоришь со мной сегодня, и я всё расскажу твоему господину. Помнится, он обещал заставить тебя заткнуться.

— Простите меня, моя госпожа, — Сто Семьдесят Второй произнёс это так, будто извинялся не за свою назойливость, а за ту ночь.