Давление усиливалось. Кен часто разговаривал с матерью, одобрения которой всегда добивался. Миссис Бьянки отчаянно хотела верить в его невиновность и была глубоко уязвлена заявлениями относительно тяжелого детства сына. Вместе с новым мужем она перебралась в Калифорнию, чтобы быть поближе к Кену и избежать огласки после статей в газетах Рочестера. Мать жаловалась сыну на финансовые затруднения, и он чувствовал себя виноватым, поскольку не мог ей помочь. Это была очередная причина, чтобы с новой силой отрицать всякую возможность своего участия в убийствах.

Еще одним поводом открещиваться от сотворенного стал Шон. Мальчик был единственной радостью в беспросветном нынешнем существовании, и Кен боялся лишиться сыновней любви. Келли показывала ребенку фотографии отца, чтобы поддерживать в сыне живую память о нем. Но Шон общался с Кеном лишь в младенчестве. Ребенок быстро рос и переставал понимать, что такое настоящий отец. Кен знал, что не пройдет и нескольких лет, как Шон самостоятельно прочтет о нем в газетах и, вероятно, проникнется отвращением к нему. Бьянки хотел любви и уважения сына, и в то же время он понимал, что мальчик не сможет любить серийного убийцу.

Арест Анджело Буоно не улучшил дела. Анджело в некотором роде заменял Кену отца. Какие бы преступления Анджело ни совершил, в основу обвинения легли именно свидетельские показания Бьянки. Осознание этого мучило Кена, он винил себя за то, что выступил против кузена.

Тем временем Келли начала встречаться с другим, и Кен это знал. Он понимал, что однажды она найдет себе мужчину, и ненавидел саму мысль о том, что она уже не приедет в Лос-Анджелес поддержать его, а после окончания суда не поселится где-нибудь поблизости от тюрьмы, которая станет его последним пристанищем. Бьянки предпочел бы, чтобы Келли «исчезла» и больше не травила ему душу. Он хотел отречься от любви, избавиться от чувства вины за нынешнюю ненависть к прежде любимой женщине.

Даже те, кто вроде бы проявлял участие, причиняли только боль. Одна молодая красавица, бывшая сотрудница «Плейбоя» и подруга телерепортера, переписывалась с Бьянки и навещала его в тюрьме. Казалось, девушку искренне заботило тяжелое существование Кена, хотя она скрывала от него свою фамилию, называясь лишь именем. В итоге выяснилось, что она работала по заказу, намереваясь завоевать его доверие и выудить информацию для эфира.

Мотивы девушки так и не прояснились окончательно, но ей запретили дальнейшее общение с Бьянки. Однако она обнародовала историю о посещении Кена матерью, когда он впал в такое бешенство, что пришлось на время обездвижить его, поместив в специальное кресло. Сюжет появился в выпуске новостей на телеканале, где работал друг девушки. Правда, никто из тюремных охранников той смены не помнил такого эпизода: по их словам, несмотря на россказни девушки, Бьянки никогда не выходил из себя после визитов матери.

Нервировали и судебные отсрочки, а также бесконечная смена адвокатов у Буоно. Стоило Кену подготовиться к даче показаний, как слушание переносили на следующую неделю. Бьянки звонил матери и рассказывал о деле, на ходу выдумывая новые «факты». Он допытывался у Келли, почему она ему не верит, хотя все его заявления неизменно оказывались лживыми. Он мог сказать одному охраннику одно, а другому – совершенно противоположное. Если спросить у шестерых его посетителей, чту Бьянки говорил на конкретную тему в конкретный день, каждый из них процитировал бы совершенно разные фразы, но все шестеро не сомневались бы в абсолютной нормальности обвиняемого.

К середине 1980 года Бьянки, казалось, совершенно сдал. Он не мог смотреть в лицо правде. Родным и друзьям он рассказывал о «настоящем» убийце, которого когда-нибудь обязательно поймают. Твердил о деньгах, которые потратил на частных детективов, проверяющих «неувязки», призванные доказать его невиновность. Он так упорно отрицал реальность, что почти лишился доверия как свидетель. Если бы Бьянки привели в суд давать показания против кузена, заявления его были бы непредсказуемы. Ситуация весьма беспокоила сторону обвинения, но выхода не было.

Ко времени написания этой книги Кен Бьянки по-прежнему не мог принять на себя ответственность за совершенные преступления. Он отчаянно пытался найти виноватого. Твердил о дополнительном расследовании, о надеждах на новые улики, о неувязках в беллингхемском деле, о полицейских, которые стремятся его «упечь». Убийца не находил в себе сил смириться со своим прошлым, несмотря на все доказательства против него, включая его собственные признания, записанные на аудио- и видеопленки.

Мать Кена Фрэнсис сменила фамилию и живет со вторым мужем недалеко от места заключения сына. Она любит его, полностью принимая все хорошее и все дурное в нем. Фрэнсис потрясена свершившимися злодеяниями, но постепенно смирилась с тем, что это дело рук ее сына. Она читала о том, как проводился допрос под гипнозом, и не считает, что Кена принуждали к ложным показаниям.

Больше всего мать Кена угнетает тень ответственности за совершенные сыном убийства, которую поспешили косвенно возложить на нее. На допросах женщину обвиняли в жестоком обращении с сыном; опубликованное заключение клиники Де Поля также свидетельствовало против нее. Однако жестокое обращение, по сути, не подтверждалось никакими документами. Достоверно известно лишь одно: врачей и социальных работников, по-видимому, раздражали поступки миссис Бьянки и ее тревога за своего ребенка. Когда она совершенно естественно пыталась жить по христианским законам, заботиться о сыне и растить его в более благополучном районе, ее называли безрассудной. В действительности же она просто стремилась к тому, чего ищет любая женщина из ее культурной и этнической среды. Главенство матери в доме считается обычным для итальянской католической семьи. Муж, как правило, отходит на второй план и не вмешивается в воспитание, пока ребенок не становится подростком. Именно так и произошло с Кеном и его отцом.

Миссис Бьянки предполагает, что свою роль могли сыграть гены. Биологическая мать ее сына была алкоголичкой, и Кен стал нежеланным ребенком. Могло ли это навредить ему? Могло ли подтолкнуть к извращенному поведению? С уверенностью сказать невозможно.

Через несколько месяцев после изучения личности Кена Бьянки и знакомства с его семейной историей доктор Джон Уоткинс и другие специалисты выдвинули теорию, которая предлагала ответ на вопрос, почему Кен Бьянки стал именно таким. Аргументация психиатров подкрепляет мнение миссис Бьянки о несправедливости обвинений против нее. Кроме того, теория отражает многие современные представления о патологическом развитии детской психики.

Доктор Уоткинс подчеркнул, что Кен был лишь обузой для своей биологической матери. Его подкинули соседке, которая, в свою очередь, пустила ребенка по рукам, оставляя его с любым, кто соглашался взять его хотя бы на день. Младенца только кормили, меняли ему пеленки, присматривали за ним; его никто не ласкал, не брал на руки, что так важно для формирования эмоциональной привязанности. Впервые Кен узнал, что такое настоящая любовь, когда его усыновили супруги Бьянки, – через четыре месяца после рождения.

Что происходит с малышом, которого не держат на руках, не целуют, не одаривают любовью сразу после появления на свет? Исследования, которые проводились в нью-йоркских родильных домах почти тридцать лет назад, свидетельствуют: когда ребенка не передают матери сразу же после рождения, это часто приводит к смерти. В исследуемых роддомах младенцев помещали в стерильное помещение, вместо того чтобы положить рядом с матерью или отдать педиатрической сестре, которая держала бы ребенка на руках и ухаживала за ним. Могло пройти несколько часов, прежде чем к младенцу прикоснулись. Показатели детской смертности в таких учреждениях были ошеломляюще высоки, но значительно снизились, когда новорожденных стали сразу же класть рядом с матерью или передавать в руки медсестре.