Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Освещала разбирательство лишь одна ежедневная газета – «Беллингхем гералд», и срок сдачи материала совпадал с окончанием слушания. Редакция заранее заготовила две статьи: в одной сообщалось, что Бьянки признан виновным, в другой – что он невиновен. По закону штата Вашингтон Кена могли объявить виновным прямо на слушании и вынести приговор без формального судебного процесса. Полиция согласилась передать прессе решение по делу Хиллсайдского душителя, так что газета рассчитывала на правдивую информацию. Журналист, который должен был уведомить редакцию об итогах слушания, стоял за дверью зала суда: если бы он находился внутри и наблюдал за происходящим, ему не позволили бы выйти, чтобы сделать звонок.
Келли Бойд, сидевшая на скамье, нервничала и время от времени поглядывала на репортеров. Она решила не проявлять эмоций. Ей хотелось, чтобы весь мир знал: вне зависимости от того, что натворил Кен, ей не в чем себя упрекнуть. Она любила все хорошее в этом человеке и продолжала любить. А еще она боялась незнакомой темной стороны Кена, которая заставляла его убивать снова и снова. После ареста гражданского мужа Келли всеми силами избегала журналистов и всяческой публичности, но сегодня она решила, что обязана присутствовать в зале суда.
Дин Бретт достиг договоренности относительно своего клиента с судебными органами Лос-Анджелеса и Беллингхема. Кен Бьянки признает себя виновным и согласится свидетельствовать против своего кузена в обмен на тюремный срок вместо смертного приговора. Он получит по пожизненному за каждое убийство и гарантированно останется за решеткой до конца своих дней. Кроме того, он публично назовет кузена своим сообщником, после чего в Лос-Анджелесе Анджело Буоно сразу же предъявят ордер на арест. Полиция готовилась ворваться к Буоно в тот самый миг, когда из Беллингхема придет уведомление, что Бьянки назвал имя кузена на открытом судебном заседании. Без этого заявления они не могли быть уверены в том, что Кен будет свидетельствовать против Анджело.
Кен Бьянки едва мирился с необходимостью признать себя виновным и практически не говорил об этом с Келли. До самого дня слушания она понятия не имела, что он заключил сделку с судом. Дин Бретт был почти в том же положении, потому что Бьянки с большим трудом принимал мысль о своей виновности.
«Это руки убийцы», – без конца повторял Бьянки перед слушанием и смотрел на собственные руки. Такое упражнение посоветовал Джон Джонсон, чтобы помочь Кену осознать правду. «Это руки убийцы». Бьянки произносил заученную фразу каждый день, но не желал верить в ее истинность. В четверг обвиняемый и его адвокат работали до позднего вечера, обсуждая грядущее слушание. Бьянки хотел бороться. Невзирая ни на какие улики, он считал себя невинной жертвой обстоятельств, а не преступником.
Бретт прошелся по всем доказательствам. Вина выглядела бесспорной. Лобковые волосы, волокна ковра и прочие многочисленные улики – все это полиция проанализировала и установила прямую связь с Бьянки. По сути, именно неопровержимость доказательства вины и задевала Кена. Он и хотел бы всё отрицать, однако не было смысла. Он виновен, и этого факта не избежать. К одиннадцати часам вечера даже Кен вынужден был согласиться, что самым правильным будет признать вину и понести наказание.
В начале слушания Бьянки пришлось выслушать полицейский рапорт о его преступлении. В рапорте детально излагались обвинения против него, перечислялись подробности раскрытия дела. Во время описания убийств Кен то и дело заливался слезами, не в силах справиться с эмоциями.
Затем, все еще всхлипывая, он произнес:
– Не нахожу слов, чтобы выразить, как я терзаюсь содеянным. Мне никогда не возместить страданий, которые я причинил людям, и не вымолить у них прощения.
В глазах тех, кто сочувствовал этому человеку из-за его больной психики, Кен Бьянки стал жертвой себя самого, поскольку уже в штате Вашингтон его приговорили к двум пожизненным заключениям. По мнению других, слезы, которые проливал Бьянки, свидетельствовали вовсе не о раскаянии. Скорее, это были слезы отчаяния: он попался, не успев совершить новое убийство. Так или иначе, Бьянки уже не суждено было свободно разгуливать по улицам. В течение суток после слушания его отправили в Лос-Анджелес, где в следующий понедельник приговорили еще к нескольким пожизненным заключениям в обмен на свидетельство против Буоно согласно достигнутой договоренности. По решению суда Кен должен был провести в калифорнийских тюрьмах тридцать пять лет, после чего его переведут в штат Вашингтон для отбытия наказания там.
Не прошло и часа после выдвижения обвинения против Анджело Буоно в Беллингхеме, как подельника Хиллсайдского душителя арестовали. Кузен Бьянки заявил о своей невиновности, но полицейские не сомневались, что упекли за решетку истинного соучастника убийств. Преступления совершались именно этими людьми, ведь Бьянки сам указал на Буоно; остальные подозреваемые были проверены и оправданы, убийства прекратились. Вину или невиновность Буоно определит суд, и тогда все вопросы будут решены.
Полиция Беллингхема прекрасно понимала, каково психическое состояние Кена Бьянки. Было сделано все возможное, чтобы не дать ему сорваться и выпасть из реальности. Его убедили сознаться и принять их с сообщником деяния как данность, у него появился новый шанс выжить, и притом никто не думал манипулировать его чувством вины.
Прежде у властей Лос-Анджелеса не было времени познакомиться с Бьянки поближе. Те, кто хоть сколько-нибудь его знал, видели в нем только убийцу. Они были свидетелями хладнокровно совершенного зверства, и оно повергало их в ужас. Некоторые ненавидели этого человека, другие считали, что он не стоит даже их презрения. Ничтожество, жалкая букашка, которую следует раздавить, поместить в наглухо запечатанную банку в назидание потомкам, и постараться забыть о нем, потому что теперь, когда Душитель пойман, он уже не имеет никакого значения. Никто не видел в Бьянки доброго и нежного мужчину, обычного человека из плоти и крови, чья изломанная психика толкнула его на чудовищное насилие.
Из-за враждебного отношения к Бьянки власти Лос-Анджелеса мало заботило, что он нуждается в эмоциональной поддержке. Они могли понять стремление обвиняемого отрицать реальность, но решили заставить его прямо взглянуть на свои злодеяния путем постоянного возвращения к ним. Следователи снова и снова обсуждали с ним убийства, требуя всех мыслимых подробностей. Дошло до того, что ночью Кена под усиленной охраной вывезли из тюрьмы и устроили ему «экскурсию» по всем местам преступлений, чтобы он физически пережил содеянное.
Постепенно Бьянки снова скатился к отрицанию реальности своих поступков. Он не мог никого убить. Надо переложить вину на кого-нибудь другого. Он невиновен.
Первый срыв произошел в октябре в лос-анджелесской окружной тюрьме, когда Бьянки начал отрицать свою причастность к беллингхемскому делу. Он убедил себя, что единственное его преступление, если таковое вообще было, заключалось в присутствии при смерти обеих женщин. Он выдвинул версию о «втором человеке», которую изложил в письме.
В письме говорилось, что Кен «вспомнил», будто бы в ночь убийства Карен и Дианы был не один. Он заявил, что вошел в комнату и увидел двух молодых женщин, повешенных на балках. Увиденное его ужаснуло, а поступок мужчины, который находился там вместе с ним, привел в ярость.