Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Расчёт я получил в тот же день – 29 сентября 1979 года, хотя в трудовой книжке была сделана запись об увольнении «по причине перевода в распоряжение краевой газеты "Красное знамя"» от 1 октября 1979 года, который на календаре оказался воскресным. А в понедельник, 2 октября, была уже запись о моём новом месте работы. И я распрощался с уютной и благодатной во многих отношениях Славянкой и отправился в северные таёжные места Приморья…
Письмо пятнадцатое
Мои восьмидесятые
1
И всё же не сразу я уехал в те далёкие места. Пришлось задержаться в Славянке ещё примерно на месяц, чтобы осуществить за это время несколько законных формальностей: пройти, как водится, испытательный срок, венчаемый обязательным утверждением на бюро крайкома партии в новой должности. Работал я всё это время в редакции газеты во Владивостоке, жил в одной из гостевых редакционных комнаток рабочую неделю, а на выходные уезжал паромом в Славянку к своим домочадцам, поскольку с осени до весны ни пассажирские катера, ни быстроходные «Кометы» уже не ходили через залив Петра Великого. Кстати, в этот, так сказать, испытательный период со мной произошёл один казусный случай, который вполне мог бы повлиять на мою дальнейшую журналистскую судьбу самым печальным образом. Но, на моё счастье, его никто не заметил, или сделали вид, что не заметили. А произошло следующее: в одной из моих корреспонденций, напечатанной в газете «Красное знамя», оказалась искажена фамилия второго секретаря Хасанского райкома партии. Моя это была ошибка или редакционной машинистки, но такой факт случился, и под опубликованным в краевой партийной газете материалом стояла не чья-нибудь, а лично моя подпись. И заметил эту ошибку тоже я сам, однако не стал никому говорить об этом. Да и слава Богу, что не стал.
Честное слово, за давностью лет уже подзабылось, как надо правильно писать фамилию этого человека: Ешкибаров или Екшибаров. Но точно знаю, что одно из этих написаний является неверным, и оно оказалось по неведомой мне причине в том злополучном тексте, где рассказывалось о грубых нарушениях в подготовке к зимне-стойловому содержанию скота в совхозе «Барабашский». А вот за экономику в районе по партийной линии всегда отвечал именно второй секретарь райкома партии. К сожалению, вырезки той публикации в моём архиве не сохранилось, одно могу сказать, что этому районному руководителю в ней тоже было высказано несколько совсем нелестных слов. И, как я думаю, он и сам тогда не мог, пожалуй, обратить своё внимание на собственную фамилию, сосредоточившись главным образом на обидных критических замечаниях в его адрес. Однако, если он всё-таки заметил бы эту ошибку, то наверняка раздул бы кадило жалоб на меня вплоть до крайкома партии, на бюро которого буквально в ближайшие дни мне предстояло утверждаться. А всё потому, что у него могли быть основания, и я в этом не сомневался, подозревать, что я умышленно исказил его фамилию именно на зло ему в отместку за скандал, который в оскорбительной форме он закатил мне годом раньше, когда оставался в райкоме «на хозяйстве» по причине отпуска первого секретаря Владимира Михайловича Мазура. Тогда он, науськанный моим «доброжелателем» Колей Бобковым, новым редактором газеты «Приморец», обвинил меня в попытке выпустить подпольную газету на территории завода, приняв за таковую моё намерение отпечатать в местной типографии всего-навсего обыкновенный вестник социалистического соревнования, который предназначалось распространить внутри заводского коллектива. Конечно, этому Коле, довольно недалёкому человеку, по моему мнению, стало обидно, что такое обилие интересной местной информации о коллективе СРЗ минуло страницы подопечной ему районки. Но этот партийный чиновник «местечкового масштабу», то бишь второй секретарь райкома партии, даже не вникнув в тему и содержание листка, принялся обвинять меня чуть ли не в уголовном преступлении. Обидевшись на эти беспредметные обвинения и сам тон, которым они сопровождались, я просто хлопнул дверью, сгоряча сел на «Комету» и через час-полтора был уже в крайкоме партии, чтобы найти защиту от всех этих огульных обвинений. Тогда Приморский крайком партии ещё возглавлял Виктор Павлович Ломакин, самый уважаемый в то время человек в крае, к нему-то я и вознамерился направить свои стопы в поисках справедливости. Но ребята в секторе печати отговорили меня от этой сомнительной затеи: мол, с таким пустяком идти к первому секретарю вообще негоже, а ты не бери, мол, дурное в голову, возвращайся и работай спокойно. То же самое сказал мне и старый мой знакомый по сектору печати Иван Григорьевич Тарасов, теперь работавший в краевом комитете народного контроля, и пригласил к себе домой переночевать. У него мы засиделись допоздна за рюмкой «чая», а утром, совсем уже успокоенный, я отправился домой в Славянку первой же «Кометой». И точно, больше никто и никогда не напоминал мне об этой «подпольной газете», снова приветливо улыбался мне при встрече второй секретарь райкома партии, по-прежнему чисто товарищеские отношения оставались со всеми райкомовскими ребятами, только Коля Бобков, главный виновник той катавасии, с той поры избегал общения со мной. А я и не переживал по этому поводу, только некоторое время всё ещё дивился случившейся так быстро метаморфозе. И скоро совсем забыл об этой истории. А тут вот на тебе снова…
Однако и в этот раз торпеда прошла мимо, а боцмана с его волшебным линьком по счастью не оказалось рядом. По прошествии месяца я был уже утверждён на бюро крайкома партии в должности собственного корреспондента краевой газеты «Красное знамя» по трём северо-западным районам Приморья и сразу же отправился знакомиться с ними.
Перед отъездом шеф всех собкоров-краснознамёнцев Пётр Иосифович Бобыкин предложил мне самому сориентироваться на местности и определиться с постоянной дислокацией корпункта в любом из