Мы вошли в приёмный покой. Старик-вахтёр пытался остановить нас, но мы молча прошли мимо. Мы спустились по лестнице на этаж ниже. Здесь были кабинеты: физиотерапевтический, гастрологический, онкологический… Это было обычное бомбоубежище, приспособленное для нужд больницы.

Пряхин закрыл тяжелую металлическую дверь на засов.

Мы остались один на один. Пряхин достал из подмышки короткоствольный автомат.

– Ну, вот и всё, – довольно ухмыляясь, сказал он.

– Всё для кого? – спросил я, припоминая, снят или не снят предохранитель у «стечкина».

– Я настиг тебя здесь, и ты оказал мне ожесточённое сопротивление. Ты отобрал у меня автомат и даже выстрелил в меня. Но я снова отобрал, и мой выстрел оказался точнее.

– Как мне лучше встать? – спросил я.

Пряхин усмехнулся:

– Мне без разницы, хоть раком.

– Хорошо, – согласился я, – встану раком.

Я повернулся спиной на полторы секунды. Этого достаточно, чтобы сунуть руку за пазуху, направить ствол «стечкина», куда надо, и нажать на курок.

Пуля «стечкина» убивает на расстоянии 200 метров, а тут было метра два.

Я попал Пряхину точно в грудь, он свалился без сознания с тяжёлой контузией на почве сильнейшего болевого шока. Грамотный мент – не всегда грамотный солдат. И на этот раз не повезло менту. Повезло мне, солдату.