– Я стреляла в состоянии аффекта. Этот подонок сломал мне жизнь. Он испоганил меня и Элю. Точно так же, в состоянии аффекта, стрелял и Ваня. Кроме того, он ещё оборонялся.

– Всё-таки работа в суде не прошла для тебя даром, – заметил я.

– А вы думаете, я создана только для того, чтобы отстреливать подонков? – мгновенно парировала Клава.

Наш диалог развивался так, как и требовалось.

Я задал следующий вопрос:

– Ты ничего не хочешь сказать тем, кто вас преследует и хочет арестовать?

Клава встрепенулась:

– Хороший вопрос! – Она посмотрела в камеру. – Пряхин, сволочь такая, верни деньги моему отцу, Ярославу Платоновичу Гусакову. Не вздумай зажилить, этот миллион – моё законное наследство. И не пытайся нас убить. Это может закончиться плохо. И для тебя, и для твоего напарника. Я не шучу. Я раньше вас боялась, а сейчас… Я не задумываясь, всажу в тебя пулю. Между нами война. Самая натуральная война, Пряхин. И чем быстрее ты это поймёшь, тем лучше для тебя.

Клава переключилась на меня:

– А почему этому Пряхину всё сходит с рук? Почему его не отстраняют? Других нет? Он возглавляет банду, занимается торговлей сексуальными рабынями. Его люди меня похитили, и они же вместе с ним нас искали. Это ни в какие ворота не лезет. Страна наша, великая и могучая – это великий и могучий темный лес. Кричи – не докричишься. Единственный способ как-то себя защитить – это самому взять в руки оружие. Ничего другого авторитеты не боятся. Они даже оружия вначале не боятся. Думают, их припугнуть решили. Ну, как же, они такие страшные. По-моему, пора их отучать.

Здесь я должен был сыграть примерно так:

– Клава, но тут ведь вот какая штука получается. Вас только унижали, над вами только издевались. А вы в ответ убивали. Тебя не смущает эта несоразмерность?

Клава сардонически рассмеялась:

– Сначала спросите, откуда у нас взялось оружие. Мы его купили? Нет, мы его не покупали. Мы его украли? Нет, мы отняли его у тех, кто готов был вот-вот нас убить. Мы должны были сказать нашим убийцам – идите с богом? Они бы тут же бросились в погоню и на этот раз уж точно убили бы нас. То есть мы убили только для того, чтобы спастись. Это была вынужденная мера в состоянии крайней опасности.

Я спросил:

– Но ты же не будешь отрицать, что в тебе сидела месть, желание покарать тех, кто тебя насиловал?

Клава ответила:

– До четырнадцати лет я хотела стать актрисой. А потом из меня сделали потерпевшую, которая не может даже пожаловаться, потому что бессмысленно жаловаться. Я действительно возненавидела насильников. Мне даже мама говорила: тебе нельзя идти в юристы, ты будешь сводить счёты. Да, я хотела сводить счёты. Я этого не отрицаю. И не стыжусь этого. Но я хотела ловить и сажать. А получилось, сами знаете, как. То есть я и для этого была готова. Мне нужен был только толчок. Они сами меня подтолкнули.

Я не должен был задавать этого вопроса, но уж слишком велик был соблазн:

– Ты готова перед этой камерой заявить, что кого-то убила?

Клава ни на секунду не задумалась:

– А чего мне скрывать? Да, я убила преступного авторитета Мартынова по кличке Мартын. Я убила его за то, что его люди по его приказу украли меня и мою подругу Элю. Они привезли нас прямо в его постель. Мы учились тогда в седьмом классе. Мы еще даже не целовались с мальчиками. А Мартын начал с извращенного секса. Это мерзкое животное морально уничтожало нас каждый день, когда укладывало по обе стороны от себя. Я убила его один раз, а он меня сто. Но я убила его, не унижая. Я просто сделала так, чтобы он больше никого уже не унизил, не изнасиловал. Я не могла когда-то спасти себя, зато теперь спасла других. Меня любой суд присяжных оправдает. Поэтому я не боюсь сказать: да, это я убила Мартына.

Оператор навёл софиты и камеру на Ваню. У парня был заметный напряг. Наверно, он не переставал опасаться, что мы могли привести за собой хвост.

– Ваня, ты прослыл хладнокровным убийцей, который, не задумываясь, нажимает на курок. До сих пор не известны причины твоих конфликтов с кавказцами. Одни телезрители огульно тебя обвиняют, другие столь же огульно защищают. Я не спрашиваю тебя, что произошло на самом деле? Этот вопрос тебе зададут в другом месте. Меня интересует, как ты стал человеком, который легко нажимает на курок. Что ты сам об этом думаешь?

Ваня усмехнулся:

– Вы ещё скажите, что я ненавижу чеченцев. Посчитайте, сколько выстрелов я сделал в Севске и в санатории, и сколько в Свидлове. В Свидлове получится больше. Я чеченцам жизнью обязан. В одном ауле меня взяли в плен, а в другом – спасли от заражения крови. За год рабства я отчасти сам чеченцем стал – что-то невольно перенял у них. Легко ранить чеченца – только ещё больше разозлить. Хотя тяжело ранить – тоже ничего страшного.

– Странно ты, однако, рассуждаешь, вставил я.

Клава вступилась за Ваню:

– Он рассуждает с точки зрения чеченцев.

Ваня сказал:

– На ордене, которым Шамиль награждал своих лучших воинов, было написано: «Кто думает о последствиях, в том нет храбрости». А нам с детства внушают, что надо думать о последствиях.

– В общем, вы решили не думать о последствиях, да? Стрелять не по ногам, а сразу в грудь, да?

Ответила Клава:

– Да, в ногу можно промазать, и тогда тот, в кого я промахнулась, убьёт меня.

Девчонка начала меня злить, лезет в разговор. Я спросил:

– Клава, ты отдаёшь себе отчёт в том, что рассуждаешь и ведёшь себя не по-женски?

Девушка обозлилась:

– А со мной поступали по-мужски? Меня довели, понимаете? Достали! И Ваню достали. Он вернулся из рабства и не думал о мести. Он жил, как все нормальные люди, но его стали преследовать. И кто? Кто издевался над ним в плену. Кто выбил ему зубы, кто морил его голодом, кто не давал ему зимней одежды.

Клава почти криком пыталась расшевелить Ваню:

– Вань, расскажи про капитана, про «самовар». Иначе они ничего не поймут.

– Пряхин натравил на меня Султана, – сказал Ваня.

– Кто такой Султан? – быстро спросил я.

– Султан – мой рабовладелец. А Пряхин… Майор Пряхин привозил Султану выкуп за рабов. У них было совместное предприятие. Занимались они не только торговлей рабами. Пытались наладить изъятие человеческих органов. Не знаю, что у них из этого получилось. Я – сбежал. Я сбежал и хотел это забыть. Но майор Пряхин натравил на меня Султана. А Султан послал по мою душу своего племянника Ваху. А с Вахой у меня были счёты. По приказу Султана Ваха своими руками сделал из моего командира «самовар».

– Что такое «самовар»? – спросил Галахов.

– Он накачал капитана наркотиками, а потом отрубил ему сначала ноги, потом руки.