Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я даже жажду его раздражающей ухмылки всезнайки, когда он приносит кокосовый хлеб, который испек в «Сахаре», и на вкус этот хлеб напоминает мне идеальное, беззаботное утро.
– Однажды я сделаю так, что ты станешь такой же, как и я, сладкоежкой, – говорит он.
И прежде всего я жажду тепла его тела. Когда мы сидим вместе на пустой парковке после выпечки, плечом к плечу. В течение одного восхитительного часа, прежде чем отправиться домой, мы вдвоем отвлекаемся на случайные вещи. Просто разговариваем. И – никакой вражды. Никаких «Сделок-Сделок». Никакого неудачного кейтерингового заказа. Никаких тревог о кулинарном конкурсе. Просто два новых друга, которые стремятся больше друг друга узнать.
Так я узнаю́, что он не может смотреть фильмы ужасов, потому что терпеть не может, когда его пугают.
Он – трекки[79]. Ног – его любимый персонаж, потому что Ног работал в баре своего дяди точно так же, как Педро работает в пекарне своего дедушки.
И он немного более сентиментален, чем ему нравится признавать.
Сегодня днем он небрежно передает мне открытку. Не могу в это поверить, но это запоздалая открытка на День святого Антония. Не одна из тех открыток в форме сердечка, которыми обмениваются парочки, но одна из тех, что отмечают зарождающуюся дружбу.
– Я не смог отдать это тебе в понедельник, – бормочет он, глядя в сторону. – И вчера. Остальные были рядом, и вы с Виктором не переставали болтать о видео в Сети. Я… не хотел, чтобы они… ты знаешь…
Синтия и Виктор все еще не знают, что Педро и я… как бы вы ни называли то, что начинается между нами. Хотя я уверена, что они подозревают, судя по украдкой бросаемым на нас с Педро взглядам, когда мы стоим плечом к плечу у плиты.
Я думаю об открытке, покрытой сердечками, которая дожидается своего часа в глубине моего рюкзака. Я не смогу отдать ее ему – о чем я только думала?! Мне тоже надо было выбрать «дружбу»! А теперь он смотрит на меня так, словно ждет свою открытку.
– Это не просто какое-то там видео в Сети, – говорю я, быстро меняя тему. – Виктор подумывает о том, чтобы открыть канал, где будет рассказывать о блюдах, которые он пробует. Он показывал мне те каналы, которые его вдохновляют.
– Что между вами двумя? – ни с того ни с сего спрашивает Педро, делая вид, что очень увлечен наблюдением за облаками.
Он ревнует. Ревнует к моей дружбе с Виктором после вечеринки?
– Я тебе уже говорила. Он мой друг.
– Ты ему нравишься.
На этот раз Педро смотрит на меня, как будто ему нужно увидеть мою реакцию на его слова.
– Почему вы поссорились на вечеринке? – спрашиваю я вместо ответа.
Педро снова отводит взгляд.
– Мы не ссорились. – Он пожимает плечами. – Мы просто… Он попросил, чтобы я оставил тебя в покое. Чтобы перестал переносить вражду наших семей в школу.
Виктор расстроился, когда услышал, что мои одноклассники дразнят меня Соленой. Хорошо иметь друга, который прикрывает спину. Но я не хочу, чтобы они ссорились.
– Виктор действительно об этом попросил?
– Ты ему нравишься, – повторяет Педро, как будто доказывает свою точку зрения.
– Что… ты ему сказал?
Он смотрит мне в глаза.
– Я сказал, что ему не нужно об этом просить. Сказал, что я… что ему не нужно беспокоиться.
Я не могу удержаться от улыбки.
– Ты вдруг научился меня терпеть? – шучу я.
– Нет, – говорит Педро. – Это ты научилась мне нравиться.
Слова слетают с его губ так плавно, что мое сердце делает небольшой кульбит. И я думаю, сам себя он тоже пугает, потому что краснеет.
– Не хочешь съесть еще что-нибудь, кроме пирога? – спрашивает он, меняя тему. – Может быть, выпьем кофе, прежде чем пойдем по домам?
– Кофе – звучит заманчиво, – говорю я, и тепло распространяется по моей коже.
Усевшись на велосипед позади Педро, я обнимаю его за талию. Он не дергается и не говорит мне, что я сижу слишком близко.
Недалеко от школы мы находим небольшое семейное кафе. За пластиковыми столиками сидят несколько подростков в форме другой школы, так что наш секрет в безо- пасности. Другие посетители выдвигают стулья, глазеют по сторонам, делают селфи и за едой учат друг друга танцевальным па.
Это заставляет меня вспомнить о «Соли». О том, как там было раньше, до «Сделок». Теперь я даже не знаю, что происходит в голове у мамы после того, как донья Клара уехала из района, убеждая ее продать «Соль». И я не могу перестать думать о том, что мама так и не сказала ей, что этого не сделает.
– Лари? – окликает Педро. Передо мной возникает его милое лицо в обрамлении растрепанных волос, он пытается заставить меня обратить внимание на то, что он говорит.
– Прости. – Я улыбаюсь, слезая с велосипеда. – Что ты сказал?
– Я просто спросил, не голодна ли ты. – Он украдкой поглядывает на бургеры, которые другие посетители едят перед кафе.
– Не очень, нет… Мне только кофе.
– Вернусь через секунду.
Вернувшись, он ставит передо мной кофе.
– Я ни разу не спрашивал, вернешься ли ты в клуб в следующем семестре, – говорит он, принимаясь за свой кофе. – Ты ведь вернешься, верно?
– Я об этом не думала, – признаюсь я. – Я так долго лгала матери о клубе, что чувствую, что больше не должна этого делать.
– Что ж, скажи ей правду и приходи в следующем семестре.
Я подношу чашку поближе к лицу, наблюдая из-за нее за Педро. Он неуклюже вскрывает три пакетика сахара и одновременно высыпает их в кофе. Но одна из оберток ныряет в кружку. Я наблюдаю, как он обжигается, пытаясь ее выловить, а затем продолжает помешивать кофе, медленно, методично. Делает осторожный глоток, корчит гримасу, как будто ему все еще не нравится, и разрывает еще один пакетик сахара. Только тогда он поднимает глаза и наконец ловит мой пристальный взгляд.
– Было недостаточно сладко, – чуть смущенно объясняет он.
– Можно подумать, что ты, когда не работаешь, думаешь только о сладком.
Он притворяется оскорбленным.
– Я видел, как ты ешь. По крайней мере, я не добавляю в пиццу майонез, – говорит он, корча гримасу отвращения.
– Когда это ты видел, чтобы я добавляла майонез в пиццу?
– Помнишь, у нас проводили межвузовскую научную ярмарку, кажется, в шестом классе? Ты ела пиццу с тонной майонеза.
Я чувствую, что краснею. Тогда я не знала, что он