Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Атака. Воздаяние. Атака. Воздаяние.
Больше не имеет значения, кто или что вообще привело в движение вражду. Имеет значение только следующий шаг. Закончится ли когда-нибудь этот цикл?
35
ЧЕТВЕРГ, 9 ИЮНЯ
На закате я жду Педро в задней части магазинчика на углу. Когда он наконец приходит, он останавливается у полки, наполовину скрытый пакетами с кускусом. Я стою с другой стороны полки, делая вид, что просматриваю товар, чтобы никто из наших соседей не подумал, что мы вместе. И меня убивает, что мы даже не можем поговорить открыто, что нам приходится прятаться в собственном районе.
Как будто мы делаем что-то ужасное.
– Донья Фернанда уволила маму, – говорю я ему.
– Она только что уволила и нас тоже, – говорит он.
– Педро, есть кое-что, что тебе нужно знать. – Мой голос дрожит от гнева. – Я только что узнала, что слухи о крысах в «Соли» появились из-за «Сделок». Они пытались заставить нас враждовать с вами. – Я сжимаю кулаки, чтобы сдержать внезапное желание закричать. – Мне так жаль, что я обвинила тебя и твою семью. Мне очень, очень жаль.
Он обходит полки, чтобы присоединиться ко мне. Мы стоим у стенда с травами в темном укромном уголке магазина, одни в нашем проходе.
– Мне нужна твоя помощь, – говорит он, выглядя таким же растерянным и сердитым, как и я. – Я подумал, если ты не против, пирог, который мы привезли в «Голоса», мог бы стать нашим конкурсным блюдом.
– Нашим конкурсным блюдом?..
– Я думаю, оно победит, не так ли? – продолжает он. – Если только ты еще хочешь меня. Я имею в виду – как своего партнера. В Гастрономическом обществе.
Я просто смотрю на него, потому что думаю, что ослышалась.
– Что мы должны написать в заявке на конкурс? Что мы встречаемся или?.. – Он кашляет. – Ну, знаешь, из-за требования «семья»?
Я чувствую, что краснею так сильно, что, должно быть, становлюсь ярко-малиновой.
– Верно, верно…
– Итак?..
– Да, мы встречаемся – я имею в виду, напиши, что мы встречаемся.
Я моргаю, пытаясь сосредоточиться. Это все еще похоже на сон. Я только что сказала ему, что мы несправедливо обвинили его семью, а он все еще хочет со мной объединиться?!
– Ты серьезно хочешь участвовать в конкурсе вместе со мной? А как насчет твоих матери и дедушки?
– Я не был более серьезен за всю свою жизнь. Мама слишком беспокоится о здоровье дедушки, чтобы рассматривать что-либо подобное, а дедушка болен, поэтому я не могу его просить. У меня такое чувство, что он все равно не доверяет мне настолько, чтобы я стал его партнером… – Он одаривает меня грустной улыбкой. – Но теперь, когда мы больше не можем обслуживать клиентов, у «Сахара» проблемы. Мне нужно что-то сделать. Я должен сделать это для своей семьи, и нет никого, кому я бы доверил участвовать в этом конкурсе больше, чем тебе. Ты тоже борешься за свою семью. Ты единственная, кто понимает, что я сейчас чувствую.
Мое сердце болит за него. Ему всего семнадцать. Он не должен чувствовать на себе тяжесть ноши семейного бизнеса.
– Мы победим, – говорю я и в глубине души пытаюсь убедить и себя тоже. – И когда мы это сделаем, «Соль» и «Сахар» будут в безопасности.
Мгновение Педро пристально смотрит на меня.
– Лари, ты мне скажешь, верно?
Мое сердце замирает. Это первый раз, когда он назвал меня по имени.
– Скажу что?
– Если твоя мама решит продать «Соль» сейчас, когда все разваливается. Помнишь наше первоначальное перемирие? Крайний срок предложения «Сделок» – через две недели. Мы должны остановить наших матерей, если они начнут сдаваться, хорошо? Этот конкурс будет напрасным, если кто-то из них решит принять предложение.
Я открываю рот, чтобы сказать ему, что у мамы все еще лежит визитная карточка того юриста, когда повышенные голоса наших матерей за пределами магазина заставляют нас подпрыгнуть.
На какую-то ужасающую минуту я уверена, что мама пошла следом за мной и увидела, с кем я разговариваю. Педро выглядит таким же потрясенным.
Но это всего лишь вражда. Наши матери кричат просто потому, что их пути пересеклись на тротуаре, и у них больше нет кейтерингового заказа, который заставил бы их примириться друг с другом.
– Мне вообще не следовало работать с кем-то вроде тебя! Ты ничего не понимаешь в организации вечеринок! Ты портишь репутацию «Сахара» своей некомпетентностью, и я знаю, что ты, должно быть, сказала что-то дочери доньи Фернанды, раз она меня уволила! Она прекрасно довольствовалась тем, что «Сахар» готовил в одиночку на ее день рождения, пока не появилась ты и все не испортила! – обвиняет маму донья Эулалия. – Теперь она даже не отвечает на мои звонки! Что ты натворила, Элис? Скажи мне!
– Послушай-ка, с чего бы это мне делать что-то, что вредит моему бизнесу?! – возражает мама. – Мы вместе готовили еду! В этом случае я и себе бы навредила!
– Да просто ты уже ведешь переговоры со «Сделками» о продаже «Соли»! Я знаю! Тебе было наплевать на работу, и ты решила избавиться от «Сахара»!
Я бросаю взгляд на Педро, беспокоясь, поверит ли он словам своей матери.
– Это неправда, – говорю я ему. – «Сделки-Сделки», должно быть, стоят и за этой ложью, оказывая давление на твою мать.
Он не смотрит на меня, его глаза все еще прикованы к схватке снаружи.
– Эли, ты змея! – наседает мать Педро.
– Убирайся с дороги! – кричит в ответ мама.
– Ты всегда знала, что продашься, верно? Признайся! Если я узнаю, что ты с первого дня сговаривалась со «Сделками» и в то же время дурачила весь район своим бойкотом, который вы начали, я первая продам «Сахар»! Я не позволю сделать из себя дуру! Я не покину этот богом забытый район с пустыми руками!
Это какой-то кошмар.
Мы ждем, пока наши матери разойдутся в разные стороны, чтобы мы могли выйти из-за полки. Но даже когда они наконец отходят от входа в магазин, мы с Педро так и продолжаем стоять, уставившись друг на друга. Я не могу ничего поделать, но чувствую, что нас снова затягивает во вражду. И теперь я слишком боюсь пошевелиться.
Я не могу заставить себя уйти, пока не узнаю, о чем он думает. И почему-то я чувствую, что он думает то же самое обо мне. Поблизости раздается шарканье покупателей, Педро хватает меня за руку и тянет в другой пустой проход.
Я должна рассказать ему об