– Что, сказать нечего? Заврались совсем? Так, что конец с концом не сходятся?..

– Я не вру, господин Холлис.

– Не врете, как же! Да ни единое Ваше слово не заслуживает… – он осекся, словно задохнувшись, и продолжал как будто через силу: – Моя… дочь… Она бы никогда…

«Никогда, конечно…»

– Я ее знаю! Как облупленную!..

«Знаем мы, как ты ее знаешь…»

– И когда бы не Вы… – он со свистом втянул воздух. – Из-за Вас…

– Нет, господин Холлис, из-за Вас…

«Эх, вырвалось-таки…»

Повисла пауза. Холлис соизволил наконец оторвать взгляд от стола:

– Что, простите?

– Из-за Вас, господин Холлис. Я тут ни при чем.

На мгновение ей показалось, что сейчас он взорвется, разразится трехэтажной бранью или треснет со всей силы кулаком по столу. Однако сдержался – хоть и с очевидным трудом.

Когда он заговорил вновь, голос его, обычно монотонно-ровный, заметно дрожал:

– Вы еще смеете…

«Да, не стоило, конечно, – подумала тут и Даша. – Их всё же дела…»

Однако, если так уж разобраться, в дела их она влезла уже всё равно. И отнюдь не из какого-нибудь там праздного любопытства или желания напакостить – вполне себе с благими намерениями (и немалым уроном для себя самой). Так что сметь имеет полное право.

– Простите, господин Холлис, – проговорила она сколь могла спокойно. – Должно быть, слова мои прозвучали… резковато…

(«Да тут как ни скажи – правда глаза заколет»).

– …однако возьму на себя смелость утверждать, что они всё же… не совсем беспочвенны.

«Ох, сейчас совсем сожрет».

И точно: лицо придворного врача побелело как полотно, губы перекосило и задергало. Но отступать было поздно:

– Простите, если вмешиваюсь, куда не следовало бы, но… Как мне представляется, Ваши методы… с ней… Это несколько… чересчур.

Теперь прыгал у Холлиса уже не только рот, но и добрая половина лица – до самой линии роста волос.

– Она… она Вам что-нибудь… говорила?..

– Нет… То есть… да, но о Вас – только хорошее, можете на сей счет не беспокоиться. Однако я и сама не слепая… Вижу кое-что… Видела… Хоть бы и на том балу…

От мертвенной бледности Холлиса бросило в багровый жар:

– Да, я тоже тогда… видел кое-что… Вас, к примеру, с…

– Речь сейчас не обо мне – о Вашей дочери. То, что Вы там устроили…

– Вы правы, – прервал он холодно. – Сюда Вам точно вмешиваться не следует.

– Не спорю… Однако… страдаю-то от этого отнюдь не я…

На сей раз Холлис-таки не выдержал:

– Мне лучше знать… что для нее лучше! – почти прокричал он, чуть даже приподнявшись с места.

«Лучше, а как же! Так же, как и Ланцам – для Эльвы…»

– Возможно… Но если она… хочет всё же по-другому?

– Да мало ли, чего она там хочет!!! Пигалица дурная!.. Хочет она, видишь ли!.. Вытряхивать из нее дурь эту надо, а не потакать!!!

– Как бы и ее саму не «затряхнуть» в процессе…

Он взглянул на нее с тенью изумления:

– Я не имел в виду рукоприкладства…

– Я тоже. Но ведь погубить можно и иначе.

Холлис вновь резко побледнел:

– Вы о чем?

– Ни о чем. Так просто…

– Нет, не просто… Не просто! Вы… что-то знаете? – голос его дрогнул, но теперь уже не от гнева.

«Ну вот, не хватало еще, чтоб и тут его удар хватил – да еще и прямо сейчас…»

– Знаете?! Я Вас спрашиваю?!

– Знаю, что сейчас она в безопасности. А дальше… зависит от Вас.

– То есть… Как это?!

– Так, – Даша почувствовала вдруг, что разговор ее страшно утомил. – Когда она Вам напишет… Постарайтесь… принять всё, как есть. И дайте уже своей пигалице жить. Не так уж много она от Вас и просит…

Холлис с минуту молчал, нахмурившись.

– Это… угроза?

– Нет. Не от меня, во всяком случае. Просто имейте в виду.

…Ушел он от нее, похоже, окончательно уверившись в прежних своих догадках. А это, понятно, не улучшило и без того скверного ее положения.

Дела действительно были из рук вон плохи. И таффина история – дело тут десятое. Первое и основное – состряпанный Гонтом (не без участия Ланцов – как пить дать) навет.

Несмотря на кажущуюся его нелепицу, сыскались обстоятельства, если и не прямо подтверждающие им сказанное, то, по крайней мере, заставляющие всерьез задуматься. И прежде всего – троекратное случайное якобы ее присутствие при нападениях виладдца, и ранее вызывавшее вопросы, теперь же наводившее на вполне определенные подозрения. В совокупности же с полным провалом ее легенды уже этого одного было довольно, чтобы ее потопить.

Однако этим дело не ограничивалось.

В ходе обыска в прежних ее покоях среди нехитрых ее пожитков обнаружили, конечно же, и обе гизэллины броши. Заинтересовались больше второй (по времени получения).

– Откуда она у Вас? – поинтересовался Огарт на очередной их встрече.

– От владельца.

– То есть?

Даша стиснула до боли кулаки и процедила как-то в нос:

– От Его Высочества принца Глориана.

Полицейский чуть вскинул брови.

– Он… подарил ее Вам?

– Разумеется. Хотите повесить на меня еще и кражу?

– Нет-нет, что Вы… просто… Нельзя ли поподробнее?

– Подарил – и всё тут. О подробностях можете расспросить его самого.

– Непременно, когда представится возможность… Однако сейчас…

Он умолк. На войне – Даша знала – всё плохо. До нее, ясное дело, почти ничего не доходило, однако из подслушанного раз разговора стражников в коридоре следовало, что бои идут уже на собственно арвельских землях.

– Да… – заговорил вновь Огарт, покручивая пальцами бородку. – И всё же… Я попросил бы Вас… припомнить конкретные обстоятельства.

Дашу аж передернуло. И вроде бы не было тут никакой особой тайны, но почему-то рассказывать об этом ей не хотелось. Не только Огарту – вообще никому. Как личное что-то, сокровенное… Но делать нечего.

– Он… то есть Его Высочество… подарили… подарил… («Тьфу ты!!!») Я была в библиотеке, – решилась она наконец.

– В библиотеке? – быстро переспросил сыщик. – Что Вы там делали?

– Читала, разумеется.

Даже и тут пытается двойное дно нащупать!