Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я распрямляю скомканную бумагу, которая, как думала раньше, всего лишь защищает содержимое коробки. И я точно не ожидала увидеть фразы, написанные Ноланом небрежным и раздосадованным почерком.
Амелия, я скучаю
Дражайшая Амелия
Моя дорогая Амелия
Амелия
Этого не было в наших блокнотах
Дорогая Амелия!
Уолли скучает по тебе.
Когда тебя нет рядом, я не вижу китов.
Я укладываю помятые листы написанным кверху. Их углы загибаются, отчего они напоминают цветы, сделанные из бумаги. Сверху кладу альбом и встаю. Всего один снимок, уверяю себя. Называю его «Абсурд и абсурдность», укладываю содержимое обратно в коробку и направляюсь домой, чтобы успеть собраться к ужину у Уильямсов.
Мысленный поезд достаточно замедлится, чтобы я успела за него уцепиться. У меня есть план.
Марк и Триша соглашаются побыть в отеле, пока я в одиночестве иду в книжный магазин.
Они приехали со мной под предлогом отдыха, но я понимаю, что они собираются посмотреть на Локбрук, «У Вэл» и…
Нолана.
Садясь за горизонт, мичиганское солнце золотит все вокруг, и кажется, что я брожу по выдуманному миру. А часть этой искусно созданной книги составляет бордовая дверь с холодной железной ручкой. Когда я ступаю в магазин, над головой раздается бренчание колокольчиков, знаменуя собой близость магии.
Но не магия с лаем слетает с лестницы, царапая когтями покрытый плиткой пол, добегает до ковра и шерстяной копной радостно бросается на меня.
Я успеваю бросить грозное «Нет!», прежде чем пес собьет меня и мне снова повезет оказаться спиной на полу при входе в магазин.
На этот раз Алекс не приходит ко мне на помощь. Но вместо него надо мной важно, как римская богиня, появляется его мама и грациозно протягивает мне руку.
– Задержалась, – объявляет она.
Я прохожусь ладонью по затылку в поисках ушиба.
– Задержалась?
Она поднимает бровь.
– Амелия, что я тебе говорила о дураках?
– Не уверена, что понимаю, о чем вы говорите.
Валери поднимает вторую бровь.
– Чем могу помочь, мисс Гриффин?
Я пытаюсь призвать китов, но, видимо, они устали, плывя наравне с самолетом.
– Где Нолан? – спрашиваю я.
Сначала Валери пристально смотрит на меня, затем прищуривается на что-то за моей спиной.
– Сегодня среда, – сообщает знакомый голос.
Резко обернувшись, я замечаю Алекса с сияющей улыбкой и распростертыми руками, в которые охотно бросаюсь.
– День крепости? – ухмыляюсь я.
– Отвезу тебя, – говорит он. – Мам, если ты не против. Только нужно будет закрыть кафе.
Валери оценивает нас взглядом; я ощущаю, как трескается ее суровая оболочка под натиском моей радости.
– Ты сможешь фотографировать нашу рождественскую вечеринку? – властно спрашивает она.
Валери желает знать, останусь ли я. Мое лицо озаряется.
– Можете рассчитывать на следующие два Рождества, – заверяю я.
Она не улыбается, но переводит на сына теплый взгляд.
– Хорошо. Отвези ее к тому парню. И забери с собой этого шалопая.
– Мне нужно вернуться в кафе, – произносит Алекс, когда я открываю дверцу машины. – Ну, не так уж и нужно, но лучше встретимся позже, если вы начнете ласкаться.
Уолли уже выпрыгнул из машины и теперь несется мимо синего дома к крепости, скрываясь из виду.
– Амелия?
– Х-м-м?
Алекс берет мою руку, и его взгляд теплеет.
– Он будет в восторге, увидев тебя.
Сердце готово выпрыгнуть из груди, и даже представить не могу, что с ним случится, когда я постучусь в дверь лодочной станции.
Поэтому останавливаюсь.
– Я тебя так и не поблагодарила за посылку и альбом, еще мы не обсудили, что тебе сказала Дженна на фестивале, и…
Алекс не притрагивается пальцами к моим губам, чтобы заткнуть меня, хотя ему точно хочется это сделать.
– У нас же еще есть время, да?
Мое сердцебиение успокаивается. Все-таки время – это роскошь, настоящий дар.
Я выглядываю в пассажирское окно.
– Почему ты уверен, что он не возненавидел меня, ведь я ему даже не звонила?
Я не столько вижу, сколько чувствую улыбку Алекса.
– Судьба. А теперь вылезай из машины. До следующей ярмарки осталось меньше трехсот сорока дней, а у меня и так много дел.
Нолана нет в крепости.
Я замечаю его, спускаясь с невысокого холма, переходящего в песочный пляж. Он стоит по колено в воде и смотрит на жемчужно-розовый закат.
Первым его видит Уолли, при этом пугая приветственным лаем пару чаек. Гомон их хлопающих крыльев и непрерывное тявканье пса, бросившегося за птицами, заглушает плеск моих ног, ступивших в воду.
Распрямив спину, он держит руки в карманах джинсов, и я мечтаю узнать, о чем он сейчас думает. Отчаянно желаю всмотреться в его лицо, пробежаться пальцами по линиям на его ладони, проверить, настолько ли мягки его губы, как в моих воспоминаниях. Задаюсь вопросом, нужно ли похлопать его по плечу, и ощущаю, как между нами натягивается нить.
Он напрягает плечи, достает руки из карманов и медленно поворачивается ко мне.
Нолан Эндсли молчит, но я улавливаю, как наэлектризовывается связь между нами. Мне нужно сказать хоть что-то и прервать эту мучительную тишину, но внезапно исчезают все заготовленные заранее речи и возможные варианты развития событий, которые я проигрывала в голове.
– Ты в воде, – констатирую факт.
Нолан ничего не отвечает. Я собираюсь с силами и пытаюсь передать словами покалывание в пальцах и громкий стук сердца.
– Есть фотография, – говорю я, – двух людей, смотрящих друг на друга. – Нолан продолжает молчать. Я не могу сдержать слезы, поэтому с трудом сглатываю и продолжаю: – Они… как же это глупо и нелепо, но они знают друг друга всего пару дней. Люди над этим будут смеяться. Но, по-моему, они как раз из такого «навеки», о котором пишут в книгах.
В оранжевых лучах заката его глаза словно горят.
– Кроме того, они любят тайны друг друга. Она любит его ежедневники, а он – ее фотографии. Она терпит его отбитую собаку, а он подпускает ее поближе к себе, как не позволял никому другому.