Нолан не сможет меня простить. Я отвожу взгляд, поворачиваюсь к Валери и предоставляю ему еще один повод возненавидеть меня.

– Мне нужно собрать вещи.

– Схожу с тобой, – говорит она, ничего не выражающим голосом.

Я не смотрю на Нолана.

В лифте меня удивляет молчание Валери. Я считала ее лучшим кандидатом на роль неземного ангела-хранителя, любезной морщинистой феей-крестной, чьи помощники в образе книг и нотных листов укажут мне судьбу. Но в момент, когда могла бы дать совет, Валери молчит, сосредоточившись на длинных запутанных ожерельях. Неожиданно играющая из колонок фортепианная музыка невероятно раздражает меня.

Валери вставляет ключ в замочную скважину, и я слышу собственный вопрос:

– Ты ничего не скажешь?

Она наклоняет голову и, не провернув ключ до полного оборота, обращает на меня взор.

– Что ты хотела бы услышать? – Меня переполняет злость. Неземные хранители должны давать ответы, а не задавать вопросы. Я не отвечаю, и Валери продолжает: – Дорогая, пожалуй, ты на распутье. И ни в этом, ни в каком-либо другом мире нет человека, который бы принял за тебя решение.

– Вот и все? Это ваш мудрый совет? У меня есть два выбора, а вы ничем не поможете?

Она проворачивает ключ, открывает дверь, и мы заходим в гостевую комнату. Валери обращается ко мне, когда я дрожащими руками открываю сумку.

– В двадцать один год, на третьем курсе обучения в университете, я вышла замуж. Мы встретились во время его выступления в опере, на котором я аккомпанировала на фортепиано, чтобы сдать экзамен. Он замечательно отыграл, а потом поехал продавать альбомы и выступать по всему миру. – Она вздыхает и закрывает глаза, пытаясь добраться до точных воспоминаний из ненадежного прошлого, которое живет в нашем разуме. – Мы объездили весь мир. Попробовали всевозможные блюда, потому что он всегда говорил, что оперные певцы не должны быть худыми.

Внутри меня все сжимается, ведь я отчаянно хочу попутешествовать по миру с Ноланом, вот только нахожусь в заточении. Я должна крепко стоять на ногах. Поэтому обращаю все свое внимание на сбор вещей в большую спортивную сумку.

– В тридцать два я стала вдовой, – продолжает Валери, словно рассказывает лекцию по истории, которая нисколько не раздирает ее изнутри. – Он умер во сне. От аневризмы сосудов головного мозга произошел инсульт. Все произошло очень быстро, и ему было невозможно помочь. Такое крайне несвойственно людям его возраста, но что случилось, то случилось. Все мы когда-то становимся жертвами маловероятных статистик. К тому времени мы накопили много денег, которых хватило бы и мне, и нашему сыну Александру до конца моих дней в нашем громадном доме в огромном городе. Знаешь, я же сирота, а семье Джорджа было наплевать, что я не принадлежу к светским кругам.

Я молчу, хотя все мне кажется абсурдным.

– Амелия, я бы могла спрятаться, ведь средства позволяют это сделать. Он позволяет тебе спрятаться от всего, что причиняет тебе боль или напоминает о ней. Если ты, правда, хочешь укрыться, то с легкостью это сделаешь, потому что мир необъятен и опасности не будут поджидать тебя на каждом углу. Я хотела встретиться с болью лицом к лицу, получить новые раны и заживить старые. Хотела, чтобы Джордж знал, что я продолжила жить ради него и вела такой образ жизни, который его бы только порадовал, потому что он бы никогда не связал меня. Я открыла магазин, чтобы выставить на продажу наши великие увлечения, книги и музыку, и продолжать дарить людям возможность играть на фортепиано. Мне не всегда было легко, но я и не стремилась к беззаботной и спокойной жизни, которую после смерти Джорджа выбрали бы многие. Я бы ее не вынесла.

Я вновь молчу. Сумка собрана, я вешаю ремень на плечо. Я кремень. Я лава. Меня не сломить.

Валери невозмутимо смотрит на меня, будто знает о моих будущих действиях и не собирается меня останавливать. Но она и не будет стоять молча.

– Амелия, ты должна выбрать, какой видишь свою жизнь. Только ты можешь набраться смелости и не покладая рук идти к поставленной цели, и таким образом только ты должна решить, каким путем идти.

Будь это другая история, я бы бросила сумку и обняла Валери. Объявила бы о намерении остаться, сбежала бы на первый этаж и целовала бы Нолана, пока он не забыл о моем несостоявшемся отъезде.

Но эта история об Амелии Гриффин, которая должна разобраться, как же ей жить после смерти лучшей подруги. Она должна решить, какой будет ее будущее, а не сегодняшняя жизнь и не жизнь, которую она выдумала за последние три дня. Она должна набраться смелости и решимости.

Несмотря на всю заманчивость и разрывающееся от прощания с Ноланом сердце, я не могу сгоряча изменить свое будущее ради чего-то столь ненадежного.

Возможно, изначально Дженна добивалась именного этого: чтобы я осознала, насколько она была права все это время. Ведь и она, и ее родители желали мне только самого лучшего.

Я делаю вдох, затем выдох и стараюсь, чтобы взгляд моих глаз ничего не выражал.

– Валери, спасибо вам за все, – говорю я. – Мне нужно ехать.

Если она удивлена, то умело скрывает это. Я заставляю себя проигнорировать разочарование в ее глазах и направляюсь к лифту, оставив Валери в одиночестве в гостевой комнате.

Больше мне не нужна фея-крестная.

Двери лифта открываются на первом этаже; парни сидят на разных стульях, душный воздух пропитан влагой, будто природа тоже злится на меня. Алекс поднимает на меня взгляд, а Нолан не спускает глаз с бутылки с водой, которую держит в ладонях.

Не обращая внимания на Алекса, я становлюсь перед Ноланом. Я стольким ему обязана. И я обязана попрощаться с ним.

– Я должна уехать, – проговариваю, – прости. Знаю, что ты этого не понимаешь, но я обязана это сделать. Я ошибалась. Я должна поступить в университет и стать той, кем мне предназначено быть.

Он отказывается смотреть на меня и разговаривать. Я обращаюсь к его согнутой шее и злюсь на себя за подступающие слезы, готовые размягчить мое черствое сердце.

– Я не жду, что ты мне напишешь, – продолжаю я и добавляю, раз уж никогда не буду твердо уверена в своем решении: – Для меня все было важно. Ты стал важным для меня. Правда. – Он продолжает молчать, опустив голову. – Прощай, Нолан, – выдыхаю я.

Амелия из прошлого попросила бы его звонить, писать или приехать в гости, но новая Амелия осознает, что лучше оставить все на своих местах, здесь, в Локбруке, у подножья озерных волн, которые никогда не перерастут в океан.

Я вяло машу на прощание Алексу и Валери. Мне стоило бы выразить им признательность за широкие души, но на сегодня у меня иссякли силы извиняться и прощаться. Я выхожу из книжного магазина, колокольчики над дверью печально звенят на прощание.

Я уже на полпути к стоянке, где припаркована моя машина, как он выкрикивает мое имя. Несмотря на кипящую внутри меня лаву, ноги застывают на месте. Только упомянув мое имя, он приковал меня к месту с помощью «Старинных чар».