Кэтрин в растерянности побежала за Лэнгдоном и Архитекторомв знаменитый читальный зал, где ярко горел свет. Беллами быстро запер внешниедвери, затем внутренние, и они подошли к столу в середине зала, на которомстоял расстегнутый кожаный портфель. Рядом лежал маленький сверток — Белламисхватил его и положил в портфель рядом с…

Кэтрин оцепенела.

«Пирамида?!»

Она видела каменную пирамиду впервые, но вся сжалась отстрашного открытия. Кэтрин Соломон смотрела на предмет, причинивший ее семьестолько боли…

«Та самая пирамида».

Беллами застегнул портфель и отдал Лэнгдону.

— Не выпускайте его из виду.

Мощный взрыв сотряс внешние двери зала. Послышался звонразбитого стекла.

— Сюда! — Беллами испуганно развернулся и подбежалк абонементному столу: восемь конторок расположились вокруг массивноговосьмиугольного шкафа. Архитектор указал Лэнгдону и Кэтрин на проем вшкафу. — Полезайте туда!

— Что?! — воскликнул Лэнгдон. — Нас же сразунайдут!

— Скорее! Это не то, что вы думаете.

Малах гнал лимузин на север, в сторону Калорама-Хайтс. Взрывв лаборатории Кэтрин получился сверхмощным — счастье, что не зацепило.Последовавший за взрывом хаос помог Малаху беспрепятственно выехать стерритории Центра, пока охранник на воротах испуганно орал в телефонную трубку.

«Надо съехать с дороги», — подумал Малах. Даже еслиКэтрин не вызвала полицию, взрыв точно привлечет внимание, а голого по поясмужчину за рулем лимузина трудно не заметить.

Малах провел в подготовке к этому вечеру много лет, и теперьему не верилось, что момент наконец-то настал. Путь был долог и труден.

«То, что давным-давно началось в боли и унижении… закончитсяво славе».

Тогда его звали не Малах. Да что там, у него вообще имени небыло. «Заключенный № 37». Как и большинство узников страшной тюрьмы«Соганлик», заключенный № 37 угодил в нее из-за наркотиков.

Он валялся в камере — голодный, замерзший, в полной темноте— и мысленно спрашивал себя, когда его выпустят. Новый сокамерник, с которым онпознакомился только вчера, спал на верхней койке. Тюремный надзиратель (жирныйалкоголик, ненавидевший свою работу и вымещавший злость на заключенных) толькочто вырубил на ночь освещение.

Около десяти вечера через вентиляционную решетку в камерудонесся разговор. Первый голос заключенный № 37 узнал сразу же —агрессивный визг тюремного надзирателя, взбешенного чьим-то поздним визитом.

— Да, да, вы ехали издалека, понимаю, — говорилнадзиратель, — но первый месяц заключенным нельзя ни с кем видеться.Таковы правила. Никаких исключений.

Ему в ответ прозвучал тихий и вежливый голос, насквозьпропитанный болью:

— Мой сын в безопасности?

— Он наркоман.

— С ним хорошо обращаются?

— Нормально, — буркнул надзиратель. — Тут вамне гостиница.

Посетитель замолчал.

— Госдепартамент США потребует экстрадиции.

— Да, да, они всегда требуют. Обычная процедура, наоформление бумаг уйдет пара недель… может, месяц. Смотря по обстоятельствам.

— Каким же?

— Ну… — протянул надзиратель, — у наснехватка кадров. — Он помолчал. — Конечно, порой заинтересованныелица вроде вас делают щедрые взносы… чтобы ускорить процедуру.

Посетитель не ответил.

— Мистер Соломон, — продолжил надзиратель, понизивголос, — мы всегда рады пойти на уступки такому человеку, как вы. У меняесть связи в правительстве. Если мы поладим, ваш сын будет на свободе… хотьзавтра! На него даже в Штатах дела не заведут.

Ответ последовал незамедлительно:

— Даже если бы ваше предложение было законным, я нехочу, чтобы мой сын думал, будто деньги решают все проблемы. За любой проступокнаступает ответственность — тем более за такой серьезный.

— Вы оставите его здесь?

— Я хочу с ним поговорить. Прямо сейчас.

— Как я уже сказал, у нас есть правила. Вам нельзяувидеть сына… конечно, если вы не готовы обсудить возможность его немедленногоосвобождения.

На несколько секунд между ними воцарилась холодная тишина.

— Вам позвонят из госдепартамента. Позаботьтесь, чтобыЗакари не причинили вреда. Через неделю он полетит домой. Спокойной ночи.

Дверь захлопнулась.

Заключенный № 37 не поверил своим ушам.

«Какой отец бросит сына в такой дыре, чтобы преподать емуурок?!»

Питер Соломон даже отказался уничтожить материалы дела.

Ночью, ворочаясь без сна на узкой койке, заключенный№ 37 понял, как выйти из тюрьмы. Если арестанта отделяют от свободы толькоденьги, то заключенный № 37 фактически свободен. Питер Соломон не пожелалрасстаться с кругленькой суммой, но любой, кто читал бульварную прессу, знал: уего сына Закари тоже денег куры не клюют. На следующий день заключенный № 37потолковал с надзирателем и предложил ему изобретательный, дерзкий план,позволявший им обоим добиться желаемого.

— Чтобы все сработало, Закари Соломон долженумереть, — сказал заключенный № 37. — И тогда мы оба сможемисчезнуть. Поезжайте в Грецию — вам больше не придется гнить в этой дыре.

Хорошенько все обсудив, они пожали друг другу руки.

«Скоро Закари Соломона не станет», — подумалзаключенный № 37 и улыбнулся: все складывалось как нельзя лучше.

Два дня спустя госдепартамент сообщил семье Соломоновстрашную весть и передал снимки из тюрьмы: жестоко избитый Закари свернулся вклубок на полу камеры. Голову ему размозжили стальным прутом, тело изуродовалидо неузнаваемости. Видимо, его пытали, а потом убили. Главным подозреваемым былтюремный надзиратель, который бесследно исчез, прихватив с собой деньги убитогоюноши. Закари подписал договор, согласно которому перевел все свое немалоесостояние на чей-то банковский счет — деньги с него тут же сняли. Узнать, кудаони подевались, было нельзя.