Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— За что? — глухо ропщут мертвые пруссаки. — Почему ты обрек нас на смерть? Это твоя вина… Твоя…
— Твоя… твоя… твоя… — вторит им зловещее эхо.
Гилберт пытается оправдаться, пытается сказать, что хотел сделать, как лучше. Хотел стать великой державой, чтобы их потомки жили в сильной, мирной стране, а не маленьком нищем королевстве. Но он не может произнести ни слова. Во сне он нем…
Гилберт каждый раз просыпался, захлебываясь криком, и в конец концов, решил, что лучше вообще не смыкать глаз.
Фридрих пытался вытащить его из пучины горя, увещевал, кричал, взывал к гордости — но все было бес толку. Поэтому когда через три дня после начала своего затворничества Гилберт услышал в коридоре шум, то решил, что король опять пришел читать ему нотации.
— Господин Пруссия. — В его покои робко заглянул камердинер.
Он верой и правдой служил Гилберту с малых лет, не сбежал из Берлина, даже когда пришла весть о приближении неприятеля. Гилберт ему доверял и позволял появляться в своей комнате. К тому же ведь кто-то должен был приносить выпивку.
— Пришла госпожа Венгрия, — сообщил камердинер, он был одним из немногих, кто знал Эржебет в лицо и был посвящен в ее отношения со своим господином. — Она очень обеспокоена и хочет вас видеть…
Гилберт замер с поднесенной ко рту бутылкой. Такого поворота он не ожидал. Его охватило смятение. Гилберт хотел увидеть Эржебет, прижаться к ней, ощутить тепло и мягкость ее тела, почувствовать знакомый аромат полевых цветов и трав. Она бы приласкала его и утешила, сказала, что все будет хорошо. Но это было проявление слабости! Она увидела бы его жалким и разбитым. Только не она! Для нее он всегда должен оставаться сильным, настоящим мужчиной, а не жалкой тряпкой, заливающей горе выпивкой!
Мысли в затуманенной алкоголем голове путались, гордость боролась с отчаянным желанием получить хоть чуточку тепла. Гилберт несколько минут просто сидел, тупо разглядывая узор на ковре на полу, а камердинер терпеливо ждал ответа.
— Скажи… что я никого не принимаю, — с трудом ворочая заплетающимся языком, объявил Гилберт. — Пускай катится отсюда ко всем чертям!
— Слушаюсь. — Слуга быстро поклонился, исчезая за дверью.
***
Эржебет стояла в холодном коридоре опустевшего дворца, нервно теребила в руках край плаща и вспоминала, как попала сюда…
Согнувшись в три погибели, Эржебет приникла ухом к стене, старательно ловя каждый звук. Здесь, из-за недобросовестности строителей усадьбы или еще по какой причине, кладка была чуть тоньше и можно было услышать, что происходит в соседней комнате, где Родерих любил проводить совещания. Подслушивать таким образом было унизительно, но выхода не было. С тех пор, как Эржебет отказалась помогать Родериху советом, он перестал делиться с ней информацией о ходе боевых действий. Теперь ей приходилось довольствоваться слухами, которые были один другого хуже. И вчера она с содроганием узнала о разгроме Гилберта под Кунерсдорфом. Последние два года, в отличие от начала войны, складывались для него неудачно, во многом благодаря стараниям Ивана — как Эржебет и ожидала, среди противников Гилберта, он оказался самым опасным. Эржебет с тревогой следила за вестями с полей сражения, узнавала о поражениях Гилберта и все больше переживала. Страх за него был настолько силен, что Эржебет не могла заниматься обычными делами, цифры отчетов чиновников расплывались у нее перед глазами, она с трудом заставляла себя слушать доклады министров.
И вот сейчас Гилберт оказался на краю гибели, его войска были уничтожены, путь на столицу — свободен, а она ничего не могла сделать. Страшнее пытки сложно придумать. Эржебет так хотелось хоть чем-то помочь ему, но она не могла, не вызвав при этом гнева Родериха. Она даже не сомневалась, что любая попытка подержать Гилберта — оружием, припасами — тут же будет обнаружена. Несмотря на заверения Родериха, что он верит ее слову, он наверняка наводнил ее земли шпионами. Один неверный шаг — и австрийские полки со свирепыми русскими союзниками укажут зарвавшейся провинции ее место.
Эржебет оставалось лишь беспомощно наблюдать, как добивают того, кто был ей дороже всего. Но случилось невероятное: союзники не воспользовались удобной возможностью уничтожить надоедливого выскочку раз и навсегда, а отступили. И сейчас Эржебет пыталась выяснить, почему.
В комнате за стеной проходил военный совет, больше похожий на драку стервятников над трупом мертвого льва.
— Герр Брагинский, вам не кажется, что вы слишком много на себя берете? Извольте объясниться! — В голосе Родериха, обычно таком спокойном, звенел гнев. — Вы не желаете согласовывать действия со мной, отступаете, когда я прошу нападать, не поддерживаете мои войска. Затем предпринимаете самостоятельный победный марш. Ваши действия заставляют меня подозревать, что вы собираетесь единолично разгромить Байльшмидта и захватить все его земли, не учитывая наши с Франциском интересы!
— Милый Родерих, ты ошибаешься. — Эржебет была готова поклясться, что говоря это, Иван улыбнулся своей обычной благостной улыбкой, за которой могло скрываться все, что угодно.
— Я же не виноват, что ты слишком медлительный. Иногда, мне кажется, что я единственный, кто эффективно сражается с Байльшмидтом. И кстати, это ведь не я просил твоей помощи, а ты моей — так что не жалуйся. Если бы я не угрожал ему с востока, ты бы уже давно расстался не только со своей дорогой Силезий, но и с половиной империи…
Эржебет явственно представила, как при этих словах побагровел Родерих, как едва сдерживается, чтобы не закричать.
— А вы, Франциск? — Видимо он решил направить гнев в другое русло. — Почему вы не поддерживаете нас своими действиями? Как же наш план ударить с трех сторон? Если бы не ваша пассивность, мы бы уже давно покончили с Байльшмидтом, и война не затянулась бы так надолго…
— А он не может воевать без попугаев и цирюльника. — Иван обидно хохотнул.
Эржебет невольно фыркнула: история о богатом обозе Франциска, не без стараний Гилберта, облетела всю Европу, сделав его предметом насмешек.
— Попридержи язык! — В интонациях Франциска больше не было обычной мягкости, он хлестал словами, точно бичом. — Вы тоже не поддержали мое прошлое наступление! А я не собираюсь посылать своих людей на смерть, пока вы с Родерихом беспрепятственно захватываете земли Байльшмидта и спокойной делите между собой. Вы хоть раз видели, как сражаются его солдаты? Это просто монстры! Не знаю, что сделал с ними этот ненормальный, но они наступают и наступают, как загипнотизированные. Палишь по ним из всех орудий, а они всю прут и прут! Настоящие живые стены. Мурашки по коже…
— Да видел я пруссаков, — небрежно бросил Иван. — Обычные солдаты, ничего особенного…
— Кто бы говорил! — ярился Франциск. — Сам-то… Вы с Байльшмидтом одного поля ягоды — да сумасшедших. Только тебе с ним и драться!
— Успокойтесь, господа! — Родерих поспешил вмешаться. — Нам необходимо выработать новую стратегию, спорами делу не поможешь…