Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Строеньем центор с нами сходно,
Но только внешним. Мозг его –
Что кажется нам странно, чужеродно, –
Так в теле расположен глубоко,
Что угадать, не зная, труд большой.
Во чреве скрылось то начало,
Тот орган, что наделён душой.
Чем центор слышало и чем дышало
В главе же развилось, с пятью очами
Рядом, которые ночи темней.
У центора сродства нет с нами
В строении запутанном костей;
Сердец двух тоже непривычно
Расположенье: за горлом и от мозгов внизу
Находятся те органы обычно.
Днём или ночью — ни в одном глазу:
Не знает центор, что такое сон.
Не ведает оно и пола — привыкло звать
Себя и родича «оно», а не «она» иль «он».
Потомство центор может дать
Одно — вдвоём ему претит.
Общительно, и впечатлений жаждая,
В искусство много обратит
Того, что таковым признал б не каждый;
Красивое с мудрёным сочетая,
И тонко, и изысканно напишет
О всём о том, что прочитало
В иных мозгах, да и само чем дышит.
— Ура! Теперь я точно знаю, что продемонстрирую, — восклицает Млем. — А я ещё сомневалось и выбирало. Уверено, вам понравится.
— Ну и анатомия у тебя, — искренне поражается Силмак. — Мозг в брюхе, лёгкое в голове… неужто удобно?
— Конечно, удобно. Я поражаюсь, как удобно вам! Голова — самое уязвимое место, и то, что у вас там мозг, странно. В брюхе больше места, и мозгу легче питаться, поскольку рядом пищеварительная система. И лёгкое очень даже логично иметь поближе к носу.
— Логично, но всё равно необычно. Тьфу, не к месту рифму спесочил!
— То есть лёгочный мозг у меня в груди тебя не смущает? — обращается к шнырявке Стив.
— Признаться, да! Твой организм мне не кажется столь диким.
— Диким! — смеётся Млем. — А как же то, что вы умеете спать — терять на время сознание и затем возвращаться? Вот что поистине удивительно!
— Как же отдыхает твой мозг? — спрашивает Витс.
— Во-первых, даже ваш сон — это не отдых, а особый режим работы мозга. А во-вторых, активные центры у меня всё время перемещаются. У меня в мозге два симметричных отдела. Если какой-нибудь участок в одном отделе утомляется, активность тут же переходит во второй. А первый отдыхает, буквально ничего не делает. Те же процессы, которые у вас происходят во сне, в моём мозге идут постоянно в регуляторных участках.
Витс понимает, что на этом месте его естественнонаучных познаний уже несколько не хватает. Поэтому, кивнув Млему и смущённо улыбнувшись, он достаёт из кармана книгоплат с Галактической Энциклопедией и погружается в чтение.
— Витс, раз уж ты всё равно в Энциклопедию залез, — протягивает Тикки, — глянь, что там про нашу культуру есть. Я так и не придумала, что показать. Всю жизнь только и помню, что рабский труд на паукрабих и… ну… было дело… неважно.
— Эм, я думаю, тебе поможет стих, — отзывается Айзел.
На влажной суше, и в воде самой
Уютнее всего для клеа.
Но капельки воды одной
Им недостаточно; имея
Жабры, что для дыхания газ нужный
Отлавливают склизким веществом –
Метан, для нашей крови чуждый –
Обязаны всем существом
Почаще в воду опускаться,
Чтоб слизь застыть возможность
Не имела; приниматься
За труд ручной и за науки сложность
Им пришлось, коль скоро
Решили мир в границах расширять.
Им удалось: от горных склонов
До жарких пустошей — всё ныне усмирять
Легко. Устройства, что способны
Жизнь в космосе любому
Клеа обеспечить, другим всем видам неудобны.
Могли б иною сделать форму,
Но первый им по нраву образец –
В нём украшение и символ знают:
То из сказаний, наконец,
То волшебство, которым их герои обладают.
Особая у клеа тяга
Первее всех те посещать миры,
Которых ни один бродяга
Коснуться не успел, и там устраивать пиры.
— Скафандр первопроходца! Точно. И сказание я это помню. Надо же, память-то не вышибло, — чуть оживлённее, чем обычно, произносит Тикки. — Теперь я знаю, что показать — вернее, рассказать.
— А то ты говорила, что тебе вообще всё пофиг! — смеётся Эффелина.
— Айзел, пожалуйста, прочти про её вид, а то она меня опять достанет…
— С удовольствием, — отвечает фоксиллинда.
Элегантины доказать сумели,
Что разум и без хватких рук
Развиться может; и без них умелы,
Искусны те, что вдруг
Речь обрели; лишь стоило однажды
У матери, всегда одной,
Мутации особой появиться дважды –
И говорить позволил горла строй.
Речь и содружество, где состоит
Элегантина, откуда бы ни появилась,
Любая — открыли славный вид
На перспективы, что не снились
Тем существам, летающим, но робким.
Учтя обилье жизни той,
Что бегает по видным тропкам,
Из трав и веток строит дом большой,
Так и себе смогли соорудить
Жилища. Со временем и сами
Приноровились так, что обучить
Помогут и рукастого, и с многими ногами.
На звёзды смотрят часто, и готовы
Уже и звездолёт построить первый,
Который к горизонтам новым
Укажет путь опасный, хоть и верный.
Боролись испокон веков
Элегантины с мрака страхом –
Хоть от чудовищных зубов
Любых уйти способны крыльев взмахом.
— Это что ж получается, Эффелина, ты первая в космосе среди своих? — усмехается Яарвокс.
— Да, да! И всё благодаря Тикки! — весело отвечает элегантина. — Хоть она и говорит, что…
— Опять началось, — булькает клеа.
— А что это за существа такие, которые строят дом из травы и веток и, насколько я понял, помогли это сделать и элегантинам? — не подозревая, какую услугу оказывает уставшим от нескончаемой визгливой болтовни слуховым жаберным крышкам Тикки, спрашивает Витс.
— Это дружные стройбики, — откликается Эффелина. — Такие зверюшки…
— Э-э-э, полунасекомцы, — поправляет Айзел.
— Полунасекомцы, с тоненькими такими лапками и длинной шеей. Их легко дрессировать, вот мы их и использовали, когда только начали строить. Потом сами научились, одним ртом.
— Почаще бы ты им что-нибудь строила, — цедит сквозь зубы Тикки.
— И ещё одно… где же твои крылья, Эффелина? — интересуется Витс. — Я не видел, чтобы ты летала…
— У меня крылья на хвосте, — отвечает элегантина. — Мне их туда ещё в детстве пересадили, чтобы я улететь не могла.
— А, так это крылья? Надо же.
— Это жестоко, — с сочувствием ничуть не меньшим, чем у органических существ, произносит Бастер.
— Ну, я привыкла. Да и… летать, вообще-то, страшно, так что ну его!
— Между прочим, хм, среди нас есть ещё один, э-э-э, первопроходец среди своего вида, — замечает Айзел. — Фиб-Фиб, никто ведь, эм, раньше не покидал, гм, Улья?
