шипов,

И слизь лечебная была потребна.

Отсюда и привычка их хвостов

Знак подавать, когда гонимы

Тем хищником, что в тот кустарник залезает.

Дорогу безошибочно находят

Там, где иной и шагу не ступает.

Но многие века не всходит

То знание, что общество спасёт от муки.

Как поняли, что миру боги не нужны,

С тем не согласные изгнали все науки.

Но есть ростки ума, сейчас как никогда ценны…

— И проехался, и восхвалил, — высказывается Сэн.

— И прямо про тебя написал! — восклицает Райтлет. — Согласись — кто ты, если не «росток ума»?

— Знаешь, я не уверена, что смогла бы вырваться из системы, если бы не встретила тебя, корфилль. Может быть, меня бы всё-таки сломали.

— Не думаю. Иначе я не стал бы предлагать тебе учиться на охотника. Хватит скромничать, корфилль.

— Не только эта умилительная парочка вытащила меня из раствора, — напоминает тем временем Стив.

— Технически, я не участвовал, — отвечает Тецклай. — Я просто открыл дверь и стоял на шухере.

— Что, конечно же, совершенно неважно.

— О, опять этот твой сарказм, Стив! — смеётся Айзел. — Хм, «Стих о Хриввалэйтне». Образец, кстати, раннего творчества Литера Стилия.

Трёхглазый тёмный уроженец хлада,

Дракон и с тёплой, и с холодной кровью,

Дал знать, что разуму не надо

Лишь в обществе своём расти; любовью

Он к родичам исполнен тридцать дней,

Лишь только размноженья вожделея.

В иное время сходных с ним гостей

Убьёт, зубного яда не жалея.

Яд в когте есть, что палец украшает.

Но он не всем опасен: пигменту красному он страшен

И редким более; но только ум он помрачает

Тем, чей жизни сок в морской глубины цвет окрашен.

Злой к брату, мать свою не чтящий,

Как, спросите, тот хриввалэйтн смог

Язык и разум настоящий

Обресть? Ответ таков: давным-давно помог

Великий холод, что царит поныне

На родине, когда-то светом щедро одарённой.

Исторгли как-то Космоса глубины

Гигантский камень; его путь искажённый

Сбил мир с пути, что близко к солнцу был.

Один лишь зверь тепло мог подарить,

Но строгим и обидчивым он слыл.

С ним стал драконий род дружить.

Со временем и сам к морозу

Приноровился; а как планету стали посещать

Те странники, что не несли угрозу,

Так дружбу с ними стал он развивать.

— До чего же интересно! Тецклай, как раз хотел тебя спросить: как же вы без общества своих обходитесь? — оживляется Семиларен.

— А что такого есть в обществе своих, чего не может быть у кого-то ещё? — отвечает на вопрос вопросом хриввалэйтн.

— Ну, свой — это всё-таки… свой… ну, тебе же легче понять, что удумал сородич, а не кто-то чужой, правильно?

— Свой — это не тот, кто с тобой одного вида. И не родственник. А тот, кому можно доверять. Это от вида не зависит.

— Вроде бы понятно… а вроде бы и нет. Не понимаю… то есть, родственные связи для тебя вообще ничего не значат?

— Ничего.

— Странные вы какие-то… без обид, но правда же!..

— А для меня вы странные. Интересно, что про вас Литер Стилий написал.

— Всю правду, гм, как всегда, — отвечает Айзел.

На первый взгляд всего виднее

То, что им свет найти поможет

Среди ветвей и трав — семнадцать рук; сильнее

И ловких более никто найти не сможет

На той планете, которой лес названье дал.

Не только лишь семнадцатью руками

Блент ловок и силён; высоко

Подпрыгнет он, едва пошевелив ногами,

И в точности туда, куда подскажет око.

Есть чётное в строеньи блента:

Два глаза — денно, нощно

Тепло ловящих наравне со светом,

И уха тоже два — и звуков чтеньем,

И очищением хозяину полезны.

Известны бленты древним рвеньем

К борьбе друг с другом; лишь любезны

К тем были, кто к ним родством теснее.

Смягчились нравы по прошествии веков –

И к непохожим ближе, и куда честнее,

Но не отказались от боёв

Совсем; притом, такого не бывает,

Чтоб воевать пошёл блент тот,

Чей дом никак не задевает

Той битвы, что близка, исход.

То к хаосу врождённое сродство –

Не только бой, но приключенья

Для жизни надобны того,

Кому привычно трудное сплетенье.

— Тот инж, получается, мне о том глюки и сочинил, — кивает Семиларен. — Сродство к хаосу… ну да, это же оно самое! Мне действительно сейчас, при всей этой суматохе, на душе легче, чем когда я на Имперский Союз тихонечко работал.

— Думаю, гм, можно перейти и к твоему соседу, эм, по планете, — продолжает Айзел.

Среди болот и скал щербатых,

Что древу хитроумному соседи,

Есть вид пятнистых или полосатых

Зверей о четырёх ногах, что снеди

Той ради мощной, толстокожей

Кинжалы обрели в зубном ряду;

И дружбу преданную тоже

Охоты славной приняли ввиду.

Сплочённей общества приметить

Непросто у зверей когтистых.

Душою всею рады встретить

В сообществе всех помыслами чистых –

Неважно, ягулярров или нет.

Столь радушно, но столь же беспощадно

Относятся там к тем, кто след

Оставил в обществе, легко или изрядно.

Лишь стоит только раз неверным

Тому всему союзу оказаться –

Как тут же гадким, злым и скверным

Отступник начинает зваться.

Обратно путь ему заказан

В тот дружный мир, кой подло предал;

Клеймом позора он наказан,

И кличут на него все беды.

Есть и великое у них творенье:

Известны ягулярры тем,

Что дали имя звёзд скопленью,

Что домом значится нам всем.

— Млечный Путь? Разве это не человеческое название? — интересуется Витс.

— Это только само название точно такое же, а основа совсем другая, — отвечает Леод. — У вас был миф о богине, которая оттолкнула смертного детёныша. А наш миф — о небесном ягулярре, который нёс своей возлюбленной молоко. Ягулярриха тогда нашла среди звёзд заплутавших пушистых зверюшек. Они были разумными, а назывались белыми путниками.

— Белые путники? Так вот почему жители Галактики так себя называют!

— И название это несёт гораздо больше смысла, чем ты думаешь. Белыми этих путников назвали за то, что они излучали белый свет. Мы уже тогда знали, что белый объединяет в себе весь остальной видимый свет. А это символ того, что в них были все качества, которые только могут быть. Они были такими же, как все мы: в каждом из нас есть хитрость и простодушие, щедрость и жадность, любовь и ненависть… всё добро и всё зло, проще говоря. И мне ли тебе рассказывать, Витс, что каждый из нас — путник не только на просторах Вселенной, но и внутри самого себя! Мы ведь постоянно что-то в себе ищем, обнаруживаем, скрываем, что-то запускаем в себя, а