– А зачем? Ты бы завела всю эту бодягу… Слушай, это простосмешно, отец что-то там сказал и…

– Он не просто сказал, он хотел предупредить… Макс насобманывал, понимаешь?

– Конечно, еще бы. Думаешь, я дура? – зло спросила она.– Все прекрасно понимаю. Ты в него втюрилась, а когда он послал тебя, тысбежала, придумав байку о друзьях.

Макс мне все рассказал…

– Что «все»?

– Нет у тебя никаких друзей, сидишь в бабкиной квартиреи мечтаешь отнять его у меня. Ничего не выйдет, поняла? Болтай на здоровье отом, что он враг, о чем угодно болтай, я-то знаю, за что ты на него злишься.Думала, если ты красавица, он сразу…

– Что ты несешь? – разозлилась я. – Мне плевать наМакса, но ты моя сестра, и я боюсь за тебя. Подумай сама, почему он все этовремя хотел, чтобы мы жили в его доме? Чтобы постоянно были в поле его зрения?Ведь должна быть причина.

– Он меня любит – вот причина! – крикнула она. – Нотакая причина тебя не устраивает, и ты готова черт знает что выдумать, лишь быотнять его у меня. Ничего не выйдет, сестренка. Он мой, мой, поняла?

«Да подавись ты им», – чуть не брякнула я в досаде, носдержалась, напомнив себе, что сестра в опасности, а в такой ситуации обидыпросто неуместны.

– Хорошо, пусть так. Скажи мне только, он тебя очем-нибудь просил? Записную книжку отца ты ему отдала? Может, еще какие-нибудьдокументы?

– Иди ты к черту! – заорала она. – И не пытайсянастроить меня против Макса. Я тебя насквозь вижу. Не смей мне больше звонить,поняла? Катись в свою Италию и не лезь в мою жизнь.

– Обещай мне, что будешь осторожной, – в отчаяниипопросила я.

Янка бросила трубку.

Я сидела и тупо пялилась на телефон, беспокойство за сеструлишь усилилось. Ясно было, что разговора у нас не получится, по крайней мере дотех пор, пока она немного не успокоится. Что же делать? Что я вообще могусделать? Пойти в милицию? Мой рассказ вряд ли произведет впечатление. Да, отецпредупредил, что фон Ланц – мой враг, но ничего конкретного не сказал. Это неповод для вмешательства милиции. Я могу сообщить о его липовом алиби… ипотерять сестру. Она расценит это как месть, глупую бабью месть. Теперь я оченьсомневалась, что замужняя женщина, у которой Макс якобы ночевал, вообщесуществует. Но не мог же он быть причастен к убийству друга? Какой смысл в этомубийстве? То, что он затеял некую игру с нами, сейчас сомнений не вызывало, егонастойчивое стремление видеть нас в своем доме имело какую-то цель. Но какую?Теперь его поведение я видела совсем в другом свете, и многое стало понятным, втом числе его желание вернуть меня, хотя он прекрасно понимал, что я не соглашусь,зная, по какой причине я покинула его дом. Но это не давало ответа на главныйвопрос: зачем? Я вспомнила все: и пропавшую записную книжку отца, и вскрытыйсейф в квартире, когда погибла Муза, и странные слова Янки: «Это я виновата»,которые так поразили меня тогда, и ее отчаяние. Сестре известно гораздо больше,чем мне. Но она влюблена в Макса и ничего не желает понимать. Он что-то хотелот нее, от нас и, безусловно, своего добился. Как я могла так долго пребывать вневедении, ведь все было ясно с самого начала: его необыкновенная доброта, дажеего странная настороженность во время нашей первой встречи… Почему егоповедение всерьез ни разу меня не насторожило? У меня даже не хватило ума хотьчто-то узнать о нем, по крайней мере, его настоящее имя. Ведь когда онпредставился на дне рождения Янки, я почувствовала что-то вроде беспокойства,но тут же поддалась его обаянию, хотя имя, имя просто обязано было насторожить.Вот уж действительно: любовь слепа.

Я покинула кафе и брела по улице, плохо представляя, куданамерена попасть. Если Макс и мой ангел-хранитель одно и то же лицо, он можетбыть причастен к убийству отца. Он был в Италии и явился ко мне, чтобы получитьбумаги папы. Надо узнать у Зинаиды, не уезжал ли он куда-то в то время. ХотяМакс должен был отсутствовать слишком долго, что совершенно невозможно, значит,все-таки не он? Главное сейчас – безопасность Янки. Я позвоню ей завтра,возможно, нам удастся поговорить спокойно.

– Привет, – вдруг услышала я, оторвала взгляд отасфальта и прямо перед собой увидела рослого парня в джинсах и темно-синейфутболке в обтяжку. На левой руке татуировка крылатый змей, парень стоял,смотрел на меня и ухмылялся. Физиономия его особо привлекательной мне непоказалась, но будь он хоть трижды красавец, в тот момент мне было не дознакомств.

Я попробовала его обойти, он сделал шаг вправо, загораживаямне дорогу, я предприняла еще одну попытку с тем же успехом и вздохнула:

– Извините, я спешу.

– Да ладно, – сказал он и засмеялся.

«Нахал», – решила я и сделала самую сердитую физиономию, накоторую только была способна.

– Я сейчас милицию позову, – предупредила сурово.

– А здесь есть милиция? – удивился он. – Ладно, садисьв машину.

Только тут я обратила внимание, что у обочины стоитавтомобиль. Задняя дверь как по волшебству распахнулась, а я испуганноотступила.

– Садись, садись, – сказал парень, подхватив меня заруку и увлекая за собой.

– Вы что, спятили? – рявкнула я. – Оставьте меня впокое.

– Слушай, давай по-хорошему, – весело сказал он, а ярешила, что нарвалась на идиота с извращенным чувством юмора, ему происходящеепо неведомой причине казалось забавным. – Надо поговорить с одним человеком, –объяснил он. – Через час будешь у себя дома. Ну, не дури.

– Никуда я не поеду, – окончательно перепугалась я иначала оглядываться в поисках спасения. Как назло, редкие прохожие совершенноне обращали на нас внимания. – Я закричу, – честно предупредила я.

– Да кто ж тебе кричать-то даст? – удивился парень.Схватил меня за плечи, левой рукой стиснул рот и легко, точно я была куклой,сунул в машину. К моей чести, надо сказать, я сопротивлялась и даже укусила егоза ладонь, чем вызвала приступ хохота.

Парень устроился рядом со мной, захлопнул дверь, и машинапонеслась по городу. Водитель посматривал на нас в зеркало и ухмылялся, пареньсидел, обняв меня за плечи, наверное, опасался, что я попытаюсь выпрыгнуть.

– Вы кто? – спросила я испуганно.

– Сейчас все узнаешь, – пообещал он. – Потерпи немного.Ты, главное, не бойся.

Ничего плохого не случится, если, конечно, ты дурака валятьне станешь.

– Дурака валять – это как? – насторожилась я.

– Пудрить людям мозги, к примеру, – охотно пояснил он.

– А если буду пудрить, что тогда? – Мне все-такихотелось знать, что меня ожидает в худшем случае.