Никто не знал, что думали черви — и думают ли они вообще. Мыубили практически всех… за исключением самых разумных, всегда подчеркивал Кэл.Тех, кто каким-то образом догадался, что наша музыка смертельно опасна для них.Поэтому, когда черви выйдут наружу в следующий раз, все они будут потомкамиэтих умников, которые додумались сбежать. Надо полагать, они будут умнеть скаждым новым вторжением на поверхность земли: эволюция червей в действии.

Фотлично.

Однако до следующего кризиса еще, по крайней мере, несколькостолетий, и к тому времени я буду слишком стар, чтобы совершать гастрольноетурне.

В конце концов, ангелы живут не вечно.

Пока все это продолжалось, мы с Мин расходились и сходилисьне меньше пятнадцати раз, и это не считая тех размолвок, которые длились меньшедвух часов. Захлер стал фудивительным басистом, Алана Рей осталась такой, какойбыла: этичной, логичной, сдержанной. А Перл, как вы знаете, снова баллотируетсяна пост мэра Нью-Йорка, но это совсем другая история.

К настоящему времени мы дали уже миллион интервью по поводусвоих гастролей. Одна из книг Кэла Томпсона освещает их лучше всего; он всевремя прикрывал наши спины. Большая часть рассказанного им — правда, насколькоя помню.

Ко всем этим историям я на самом деле могу добавить лишьодно.

Это произошло в маленьком городке под Талсой,[69]во время нашего очередного тура по местности. То ночное выступление прошлофизумительно, мы двадцать минут молотили пьесу номер два, пока толпа убиваламестного врага, на редкость огромного червя, чья смертная агония разнесла вклочья парковку «Сирз»[70] с такой же легкостью, как бешеныйпес — газету.

По окончании «тусовки» ко мне подошла одна из местныхангелов, с короткой стрижкой, вызывающим макияжем и напряженным взглядом. Еепалаш был пристегнут на спине, точно гитара.

Она просто стояла, в глазах плясало пламя костра. Воздухнаполнял успокаивающий запах горящего червя.

— Эй, неплохо поработали сегодня, — сказал я ивскинул руку. — Вы, ребята из Оклахомского Дозора, были великолепны!

Я, типа, рассчитывал, что она скажет что-то вроде:

— Нет, это вы были великолепны!

Однако она не отвечала, просто пристально глядела на меня.

Спустя какое-то время я сказал:

— Крепкий старый червь попался, правда?

— Ты должен мне «Страт», — сказала она.

И тут я наконец узнал ее.

Это была та самая сумасшедшая, которая выбросила своюпрежнюю жизнь в окно на Шестой улице тем вечером, когда мы с Перл встретились.Мы видели, как ангелы забрали ее, в Нью-Джерси или, может, даже в Монтану,поскольку это происходило еще очень давно. И конечно, она вылечилась и сталаодной из них…

Я спрашивал себя, как ее занесло сюда. Может, она слишкомсильно любила Нью-Йорк, чтобы вернуться домой; иногда проклятие по-настоящемукрепко вцепляется в свою жертву. Я наблюдал, как ангелы съеживаются при видестарых друзей или вздрагивают, услышав припев любимой песни. Черт, я сам всееще стараюсь пореже глядеть в зеркало.

— Здорово! — сказал я с улыбкой. — Значит,это ты.

Ее темные глаза вспыхнули.

— Ты разбил ее, один из ваших телохранителей рассказалмне. Расколошматил на сцене, как какой-нибудь Джимми Хендрикс.[71]

Я покачал головой.

— Вовсе не поэтому. Меня тогда как раз одолевалопроклятие.

— Это был «Страт» семьдесят пятого года, с золотымизвукоснимателями и крепежными пластинками, — медленно проговорилаона. — Знаешь, как трудно найти такую гитару? В особенности сейчас.

Это я знал. Я искал другой «Страт» с тех пор, как началосьнаше турне. Последние уцелевшие стоили столько, что даже у меня не хваталоденег купить одну. Мы, понимаете ли, помогали спасать мир, а я не мог позволитьсебе иметь приличный топор. Ну разве это справедливо?

А тут еще она встает в позу.

— Постой-ка минуточку. Я видел собственными глазами,как ты выбросила ее из окна.

— Да, ну… я же тогда была не в себе!

— А я был не в себе, когда разбил ее!

— Эй, Мос! — К нам подходила Перл с двумядрагоценными бутылками еще докризисного пива. — Есть проблемы?

Женщина бросила на меня сердитый взгляд, расслабила пальцы,до этого согнутые, точно когти, и покачала головой.

— Никаких проблем.

В воздухе медленно таял едкий запах ангела, готового затеятькулачный бой. Я вздохнул и пробормотал:

— Она говорит, что я должен ей «Стратокастер».

Перл широко распахнула глаза.

— Bay… Это ты. — Ее лицо расплылось вулыбке. — Ну, думаю, тогда пиво Моса должно достаться тебе.

Женщина фыркнула и взяла предложенную бутылку. К этомувремени самогон стал обычным делом, но никто никогда не отказывался от цивилизованногоспиртного.

Я стоял и смотрел, как Перл говорила ей, как физумительноместный Дозор действовал сегодня ночью. Может, штаб в чем-то нуждается,спрашивала она, и мы можем помочь? Она безо всяких усилий излучала очарованиеистинного политика — и в очередной раз спасала меня.

Теперь, думая об этом, я всегда испытываю желание найти туженщину, рассказать, по крайней мере, как много «Страт» значил для меня, может,объяснить, как получилось, что он встретил свой конец. Но у меня никогда нет наэто времени.

В точности как говорит Захлер: Перл всегда исправляет вещи,которые я ломаю, или роняю, или просто довожу до безобразного состояния. Онадаже несколько раз помогала нам с Минервой улаживать ссоры — все, что угодно,для блага группы.

Их разговор прервался, когда в погребальный костер бросилиеще один ломоть червя и послышалось громкое шипение типа того, какое издаетрадиатор в Нью-Йорке зимой. В небо полетел сноп искр, последовал новый раундпоздравительных тостов подвыпивших людей.

— Спасибо, — сказал я женщине.

— За что?

— За то, что выбросила гитару точно в нужныймомент. — Я улыбнулся Перл. — За то, что свела нас.

Перл в ответ широко улыбнулась мне.

— Ну, вы придумали забавный способ расплатиться сомной, — ответила женщина.