— Все выходим, — сказала Ласи. — Но ступаемкак можно легче. Черви могут услышать наши шаги.

Я открыл дверцу со своей стороны и выглянул на улицу. Всяона была в пятнах черной воды и чего-то липкого, красного.

«Вот дерьмо», — подумал я.

Всю свою жизнь я был верхним звеном пищевой цепи и практическиникогда не ценил этого: Инферны — это очень плохо, даже хуже наркоманов, такмне казалось. Но черви… когда земля как бы разверзается и поглощает людей… этопросто подло.

Я осторожно опустил на улицу одну ногу, потом другую,чувствуя, как нервная дрожь пробегает по телу. Асфальт казался хрупким, типальда на озере в Центральном парке, если ступить на него ранней весной. Ногисопротивлялись, но я заставил себя сделать первый шаг, хотя чуть не вскрикнул,вообразив, будто из-под земли вырвалась голодная пасть и схватила меня за ногу.

Но это был просто кусок старой жвачки, нагретой солнцем. Онприлип к моей подошве и при каждом шаге издавал хлюпающий звук.

Ангелы повели нас в длинный, изогнутый проулок. Старомодныйбулыжник был разбит и выворочен, в нескольких зияющих дырах бурлили скопищакрыс. При виде всех этих покрытых мехом тел меня снова пробрала дрожь. Кэл иЛаси говорили, что крысы вроде бы на нашей стороне, что они сохраняют в себепаразита, а потом выносят его наверх, когда начинают подниматься черви. Но чтов этом хорошего, лично мне было не понять…

Мы медленно крались по проулку, обходя стороной проделанныечервями дыры. В конце стоял старый дом, на его крыльце во множестве сиделимолчаливые, бдительные коты.

Взгляды их красных глаз провожали нас, когда мы входиливнутрь.

На полу и впрямь была красная линия.

Легкий ветерок дул в ее сторону; ощущение было такое, будторука мягко давит на спину. Кэл объяснял, что весь воздух в доме движется кдоктору Проликс, унося ее древние микробы от нас в большую печь, где онисгорают. Она обладает иммунитетом к собственным заболеваниям, посколькуинфицирована, как и остальные ангелы, но у нас возникнут проблемы, если мыподойдем слишком близко. Даже Кэл и Ласи не переступали черту. Не хотели, чтобыих фотличное обмундирование ниндзя сожгли, решил я.

Я держался у задней стены, настолько далеко, насколько этобыло возможно. И не только от Леди Чумы, но и от странных кукол, выстроившихсярядами на полках ее офиса. Из их растрескавшихся голов торчали очень похожие нанастоящие волосы, и на всех лицах застыла улыбка.

Ребятишкам прошлого, должно быть, нравились ведьмы.

— Ты та, кто поет, — заговорила доктор Проликс,игнорируя всех нас и вперив взгляд в Минерву.

Голос у нее был сухой и шуршащий, типа, когда потираешь друго друга листы бумаги. Лицо без морщин не выглядело старым, если не считатьтого, что кожа была очень тонкая, а улыбка чопорная. Она походила насобственных кукол, только с блестящими человеческими глазами.

— Да, это я, — еле слышно ответила Минерва.

— И где ты научилась этим песням, молодая женщина?

— Когда я только заболела, то чувствовала, как что-то унас в подвале зовет меня, делает, типа…

Она захихикала.

— Сексуально возбужденной? — подсказала докторПроликс.

— Да, наверно. Я спускалась туда в лихорадке и слышаладоносящийся из трещин шепот. Ну и начала записывать то, что слышала.

Я сглотнул. Мне никогда и в голову не приходило задуматься,откуда берутся ее стихи, но, с другой стороны, Минерва никогда и не говорила о том,что они поднимались из-под земли. А ведь могла бы.

— Могу я кое-что послушать? — спросила докторПроликс.

— Ммм… По-вашему, это хорошая идея? — спросилаПерл.

— Не пой, дорогая, — сказала стараяженщина. — Просто скажи что-нибудь.

Минерва задумалась и потом прочистила горло.

Она произнесла несколько слогов, сначала нечетко, состановками, как будто кто-то пытается имитировать бульканье раковины. Потом вее речи появился ритм, а странные звуки начали складываться в слова.

Дальше Минерва перешла к стихам и рефренам, произнося ихнараспев. Я узнал некоторые фразы из второй песни, и мои пальцы бессознательнозадвигались, играя в воздухе басовое сопровождение. Я так увлекся, что незаметил, когда она начала петь.

Пол немного задрожал. Возможно.

— Прекрати! — рявкнула доктор Проликс.

Минерва замолчала, встряхивая головой, как будто ее вырвалииз транса.

— Извините.

— Мне всегда было интересно, как это работает, —сказала доктор Проликс.

— Как это работает? — спросил Кэл. — Что«это»?

— Последний раз враг приходил семьсот лет назад, еще домоего рождения. Однако Ночной Мэр уже родился к концу тех времен.

Я удивленно вытаращился. Ладно, эта женщина говорит остолетиях… о том, что живет на свете уже столетия. Я чувствовал, как мозгпытается отключиться, типа как когда какой-нибудь сумасшедший разглагольствуетв подземке, а ты хочешь, но не можешь перестать слушать.

Доктор Проликс вытянула над своим столом руку.

— Ты когда-нибудь задумывался, Кэл, как удавалосьсправиться с предыдущими вторжениями? Без сейсмографов? Без уоки-токи и сотовыхтелефонов?

— Ммм… Может, они не так уж хорошо исправлялись? — сказал он. — Конечно, у них на пути не вставаланациональная безопасность, затрудняя доставку лекарств в районы вспышек, и несуществовало подземных туннелей, по которым враг теперь может забираться оченьдалеко. Но им приходилось очень нелегко. Сколько они потеряли в последний раз?Двести миллионов человек?

— И все же человечество выжило. — Она сложиларуки. — Согласно легенде, им не нужно было ждать, пока черви поднимутся.Некоторые инферны, называемые бардами, были способны вызывать их наповерхность. Дозор устанавливал ловушки и засады, убивая врага тогда и там, гдеему было удобно.

Кэл вздохнул.

— И мы верим в это?

Доктор Проликс кивнула.

— Ночной Мэр еще ребенком видел, как это происходило.Видел, как женщина вызывала червя. — Ее блестящий взгляд скользнул понашим лицам. — Вместе с пятнадцатью барабанщиками, звонарями, человеком,трубящим в раковину моллюска, и огромной толпой, ждущей, когда произойдет убийство.

«Раковина моллюска? — подумал я. — Замечательно.Похоже, мне придется освоить еще один инструмент».

— Парень, — сказала Ласи, хлопнув Кэла поплечу, — почему ты никогда не рассказывал мне об этом?

— Сам впервые слышу, — пробормотал он.

— Некоторые старые методы утрачены. — ДокторПроликс перевела взгляд на свои руки. — Многие из нас сгорели во временаинквизиции.