нее взгляда. Одет Слава был не в джинсы с футболкой или в замусоленную спецовку, а в подходящий случаю костюм, но выглядел все так же притягательно, как в ту встречу на кухне в деревенском доме. Поддавшись не разуму, а зову сердца, Люсинда сделала шаг навстречу, а потом еще один. Гул от каблуков разнесся по всей галерее, привлекая ненужное внимание. Эта дорога из нескольких шагов показалась Люсинде одновременно и бесконечно длинной, и ужасающе короткой. Слава терпеливо, свесив вдоль тела руки и растерянно улыбаясь, дожидался ее. Люсинда же будто шла не вперед, а назад – в те счастливые дни пять лет назад.

Но за два метра она, опомнившись, остановилась. Прошло пять лет! За это время не только она выстроила свою жизнь, но и Слава.

Люсинда внезапно почувствовала себя очень неловко в деловом платье, с уложенными в гладкую прическу длинными волосами. Она уже не та растрепанная девчонка, которая застряла со сломанным мотоциклом в полях под дождем. Не та отчаявшаяся, сбежавшая ненадолго от несвободы пленница, которая украла ласки красивого парня, с которым едва была знакома, и щедро поделилась своими. Какой ее сейчас видит Слава? Богатой недоступной фифой, которая когда-то развлеклась с ним ценой его разрушенного дела?

Он, правильно расценив ее заминку, протянул руку и перевел Люсинду, как через шаткий мостик, через два разделяющих их метра.

– Привет, – шепотом повторил он, будто и не было тех пяти лет. – Наконец-то…

Он запнулся, губы, которые трогала смущенная улыбка, дрогнули.

– Пойдем… Отсюда, – выдохнула уже Люсинда. – Куда-нибудь.

Они так и ушли вдвоем – под удивленным взглядом дяди Паши, проигнорировав вопрос девушки-администратора, машинально извинившись перед светловолосым мужчиной, на которого случайно налетели, и оставив у входа машину Люсинды с личным водителем.

Они нашли какое-то кафе, не глянув ни на вывеску, ни меню.

– Я знаю, кто ты, – на этой фразе Слава помрачнел. Но после небольшой паузы вдруг усмехнулся:

– Получается, я разрушил твою свадьбу?

– А я – твой автосервис, – брякнула Люсинда и прикусила язык. С несколько секунд они молчали, а потом вдруг не сговариваясь разразились хохотом – поначалу нервным, но затем все более искренним, заразительным, сносившим между ними все барьеры. Они смеялись, уткнувшись лбами, не в силах остановиться, хоть в случившемся не было ничего смешного. Официантка, замершая возле столика с блокнотом, растерянно улыбалась, не решаясь прервать их.

Они провели в том кафе несколько часов – говоря обо всем, но в основном о том, как выстроить теперь их жизнь. Слава так и не женился. Более того, разыскивал, несмотря на ее просьбу, Люсинду. Но его останавливало то, что он не сможет обеспечить ей тот уровень, к которому она привыкла. Люсинда не знала, как донести, что мечтает вырваться из клетки, что по-настоящему счастливой и свободной ощущала себя только в те дни, проведенные вместе. Между ними стоял Гвоздовский с его яростью (опасение Люсинды) и состоянием (опасение Славы). Это был непростой, местами мучительный разговор, но первый и последний в их совместной жизни такой сложный.

– Я верну тебе все деньги, завтра сделаю перевод. Я взял только нужное на восстановление автосервиса, но уже все восполнил, – завершил разговор Слава и возражения Люсинды отмел решительным жестом. – Вернем их твоему отцу. Если тебя действительно не пугает…

– Меня пугает только одно, – сказала она. – Что мы снова потеряемся.

В тот вечер Слава отвез ее к себе домой. А утром Люсинда под взглядом гневно раздувающего ноздри отца собирала необходимые вещи. Гвоздовский, удивительно, не угрожал, и ор его стих удивительно быстро.

– Надеюсь, ты не пожалеешь, – бросил отец, когда Люсинда повесила на плечо дорожную сумку, в которую уместила всю свою прошлую жизнь. В голосе Гвоздовского опьяненная счастьем Люсинда не услышала угрозы. Она ликовала, и не только из-за прощания с ненавистным образом, стиснувшим ее, как деловой костюм, но и из-за того, что нанесла своему несокрушимому отцу шах и мат.

Они со Славой расписались спустя месяц в подмосковном ЗАГСе. Из гостей были только родители жениха, приехавшие из Ярославля, его друг с невестой и дядя Паша, в чьем доме и отметили свадьбу.

Первый год пролетел как один день. Люсинда никогда не чувствовала себя на своем месте так, как рядом с мужем. Именно он настоял на том, чтобы она вернулась к рисованию. А дядя Паша пообещал однажды устроить ей выставку… И не по знакомству, а потому что разглядел в Люсинде талант.

Настоящее

Люсинда зашла в офис и ничуть не удивилась, увидев всех в сборе. Лида, которая сетовала на то, что недосып скажется на ее внешности, выглядела безупречно. Видимо, вместо консилера использовала какие-то ведьминские средства. Шамана за стойкой не оказалось, но из переговорной доносился его голос. Едва Люсинда прошла к себе, как к ней заглянул Макс и пригласил на собрание.

Первому слово дали Арсению. Шаман поднялся и, бросив короткий взгляд на Люсинду, в котором ей почудилось беспокойство, начал рассказывать про карман иллюзий, описание которого нашел в одной из книг. Все слушали молча, даже Гера ни разу не перебил.

– Подозреваю, что муж заказчицы так и пропал. Возможно, Марина тоже, – закончил Арсений и снова покосился на Люсинду. Он будто пытался прочитать по ее лицу, какое решение она приняла после подслушанного ею разговора. Но Люсинда никак ему не помогла, нарочито отвернувшись.

– Плюс этих карманов в том, что они представляют собой ограниченное «пространство». Минус – вход быстро закрывается. Ни в квартире Виктории, ни в мастерской художника входа уже нет. Карман остается открытым примерно сутки.

– И выход, значит, тоже? – уточнила Лида.

– И выход тоже, – вздохнул Арсений. Люсинда заметила, как при этих словах дернулась щека Макса.

– К сожалению, возможности осмотреться в реабилитационном центре у нас нет, – вступил уже он. – Я попытаюсь уговорить родителей Марины разрешить нам включиться в поиски. Но в этом центре все так строго, как…

– Как в тюрьме, – ляпнул Гера, и Лида возмущенно цыкнула на него.

– Пардон.

– Практически так и есть, – вздохнул Макс и скрестил на груди руки. Выглядел он не лучше, чем ночью: подбородок и скулы темнели щетиной, обведенные кругами черные глаза казались провалами на фоне бледной кожи. Люсинда мысленно ему посочувствовала. Вмешиваться со своей новостью она пока не стала.

Лида задала несколько уточняющих вопросов шаману, тот терпеливо на них ответил, но информация носила скорее технический характер – подробности ритуала, в которых Люсинда ничего не поняла.

– Мы не знаем, кто создал карманы – Лилия или Иван Темный. Может, кто-то и третий, – подвел итог Макс, и Гера вскинул