– Это тебе спасибо, Гера. Подставил плечо. Вы все подставили плечо. Что ж, до завтра, вернее, уже сегодня. К обеду, надеюсь, соберемся и примем дальнейшие шаги.

– Погоди, Макс, – вклинилась Люсинда, которой основная мысль собрания все же показалась опасно незаконченной. – У нас все равно остается сердцеедка. Может, она сама по себе. Может – инструмент Темного, но о ней нельзя забывать.

– Да я и не забываю, Люси.

– Я о том, Макс, что к Марине что-то привязалось. Мы с Лидой распознали это как нечто мертвое. Сердцеедка может быть не сущностью, а призраком. Тогда это по твоей части. К тому же сердцеедка влезла в ваши отношения, а не просто опутала Марину. Возможно, мы имеем дело с мертвой обиженной женщиной.

– А я и Гере говорила, что тут трагическая любовь замешана! – воскликнула Лида. – Полностью поддерживаю тебя, Люсинда. Макс, подумай над этим.

– Обязательно.

– Бро, подвезти? Твоя тачка у дома Марины осталась.

– Я немного задержусь, Гера. А потом вызову такси.

– Не засиживайся, – попросила Люсинда Макса и вышла, чтобы собраться.

– Люсиндолг, мы тебя подкинем домой! – крикнул ей в спину Гера. И она не стала возражать, настолько чувствовала себя уставшей. Впрочем, какой смысл теперь делать секрет из своего места жительства?

Люсинда вышла на улицу раньше коллег, задержавшихся с Максом. Возможно, Гера с Лидой рассказывали о своей поездке в поселок, где жил художник.

Она подняла воротник и посмотрела на прояснившееся небо. Ночь была тиха, чиста и невинна – почти такая же обнуленная, как первая январская. Хотелось исповедоваться черному небу, строить планы и загадывать желания. Но Люсинда, конечно, ничего этого делать не стала.

– Да, вот так и пропала из центра…

Приглушенный голос шамана нарушил безупречную тишину таким резким диссонансом, что Люсинда поморщилась. И уже потом осознала, что Арсений кому-то рассказывает об исчезновении Марины.

– Хорошо. Буду держать в курсе. И вам спокойной ночи.

Шаман, стоявший в нескольких метрах от крыльца, сунул телефон в карман пижонского полушубка и развернулся. Заметив Люсинду, он вздрогнул, а затем заулыбался как ни в чем не бывало.

– Кому ты о Марине сейчас рассказывал? – не сдерживая негодования, спросила Люсинда.

– О Марине?

– Ну не о паркете же!

Шаман не нашел, что ответить, только глядел на Люсинду с чуть растерянной улыбкой и слегка качал головой – то ли удивляясь ее прорвавшейся эмоциональности, то ли коря себя за оплошность.

– Так какого…

– Люсинди-инь, идешь? – громко окликнул Гера.

– А, чтоб тебя… Чтоб вас! – выругалась Люсинда и, оставив за спиной шамана, отправилась к машине коллеги.

В дороге ее никто не беспокоил. Видимо, посчитали, что она задремала.

В душу, растревоженную последними событиями и воскресшими воспоминаниями, будто ворвались ледяные ветра. За окном подремывала убаюканная ночь, а внутри Люсинды, напротив, просыпалась буря. Паркет… Она все сильней злилась на Арсения, отчего-то чувствуя себя обманутой. Впрочем, плутом он и был, это она позволила своей бдительности задремать.

– Люсиндай, ты там спишь? – окликнул ее Гера, когда они остановились на светофоре.

– Нет.

– О чем думаешь? – воодушевился коллега.

– О паркете, – брякнула Люсинда. Гера громко заржал, явно вспоминая, как развел их Арсений, а Лида рассердилась:

– Ничего тут смешного нет! Неспроста он шута включил!

– Он после собрания кому-то позвонил и сказал о похищении Марины, – решилась Люсинда. Хватит играть в молчанку и одиноких героев. К добру это не приводит.

– Фигасе! – присвистнул Гера. – Не Темному ли он нас сливает? Хотя они же по разные стороны баррикады!

– Темному или не Темному, но кому-то позвонил.

В машине надолго повисла тяжелая тишина: то ли задумались над словами Люсинды, то ли настолько были уставшими, что сообща решили сейчас не обсуждать новое открытие. И когда уже оказались на перекрестке, на котором шаман недавно подхватил Люсинду, Гера не без самодовольства объявил:

– А я ведь, похоже, нашел эту Черную Лилию!

Глава 18

Дверь затворилась с протяжным скрипом – словно пожаловалась на тяжелую судьбу старуха. Марина нервно оглянулась и увидела за спиной гладкую кирпичную стену без намека на вход. Дыхание перехватило, как от внезапной боли. Ловушка!

Уже понимая безнадежность попыток, Марина ощупала ладонями крепкую кладку и надавила на несколько кирпичей. Но, конечно, те не сдвинулись, как в саге про Гарри Поттера, с места.

– Ты не в сказке, – удрученно пробормотала Марина, прижимаясь лбом к стене. – А в какой-то… дыре.

Она постояла так немного, приходя в себя. В этой сложной ситуации все же имелся несомненный плюс: ненавистная коляска больше не была нужна.

– Расплатилась, как Русалочка, за возможность ходить. Только не голосом, а любовью, – прошептала Марина и не к месту вспомнила недавний кошмар, в котором увидела могилы коллег. Может, сон символизировал похороненную любовь? Ее собственную и всех остальных? Правда, Лида с Герой готовились к свадьбе. Значит ли это, что видения частично лживы?

– Макс сам все подтвердил, – напомнила себе она. Ей уже не было больно, только внутри ощущались холод и неприятная пустота. Вздохнув, Марина развернулась, чтобы осмотреться.

Первое, что привлекло внимание, – погода. Здесь тоже царила осень, но будто приотставшая на два месяца. Небо сердито хмурилось дождевыми облаками, на разбитом асфальте блестели лужи, одинокое чахлое деревце еще не растеряло тронутой желтизной листвы. Было скорее прохладно, как в начале сентября, чем холодно. Что бы случилось, очутись Марина среди снежного морозного ноября в домашнем костюме и тапочках?! Обувь ей, до этого момента неходячей, была не нужна. Но неунывающая Наташа, свято верившая в скорое выздоровление сестры, подарила забавные тапки-угги ядрено-оранжевой расцветки. В них было гораздо теплее и уютнее, чем в носках, поэтому Марина взяла подарок в реабилитационный центр.

Она поежилась от скользнувшего за шиворот ветерка – будто некто сунул ей под толстовку ледяную ладонь. И поспешно накинула капюшон.

Место тоже выбивалось из привычной реальности: закрытый двор-колодец, характерный скорее для Петербурга, чем для Москвы. Темные глазницы окон взирали с серых фасадов на детскую площадку с полуразрушенной песочницей и покачивающимися пустыми качелями. И в звонкой тишине их лязганье раздавалось оглушительно громко.

Этот двор невольно вызвал сожаления по так и не случившейся поездке в Питер с Максом. Чтобы больше не думать о парне, Марина постаралась переключиться на человека, позвавшего на помощь. Черная Лилия упомянула, что ему еще можно помочь. А значит, и себе тоже. «Только не доверяй особо этой Лилии». Женщина из кошмаров, чья правда оказалась такой разрушительной, явно преследовала собственные цели. И вряд ли добрые.

Марина торопливо, насколько позволяли слабость и дрожь в неокрепших