Вспомнив едва ли не осуждающий взгляд графа, украдкой зевнула, будто он и сейчас мог за ней наблюдать. С осуждением.

Да знает она, знает, что в её почтенные годы, и в таком статусе, нужно соответствовать тому, чего от тебя ожидает общество. Но не всем же быть такими правильными и… скучными. Да, скучными, такими, как вы, господин Филипп! И что в вас находила Ильхам, из-за чего ночей не спала? Впрочем, не надо отвлекаться.

Пришлось изрядно потрудиться, прежде чем она нашла то, что нужно.

Оказалось, что и в самом деле, Бенедикт Эстрейский не лукавил, говоря, что своим покровительством даёт ей практически официальное разрешение на магию. Тогда, после исцеления Филиппа, проследив, чтобы молодого человека обустроили в отдельных покоях, он повернулся к ней с улыбкой и сказал утверждающе: «Фея! Поразительно…» Она тогда страшно перепугалась, что раскрыла себя. Но архиепископ отмахнулся от её страхов. «Здесь, в свободной Франкии, вам не надо скрывать свой дар, дитя моё. Это не преступление. Достаточно сообщить о своих способностях в канцелярию Инквизиции, и там же указать имя вашего поручителя. Пока вы вдовеете, им побуду я. Благословляю на светлую волшбу, тёмной же в вас не наблюдаю и признаков, а потому — не сдерживайте себя в добрых начинаниях. Прошу лишь советоваться со мной в случаях задумки чего-то нового и незнакомого, дабы не навредить по незнанию ни себе, ни окружающим».

Он и впрямь оказался очень похожим на эфенди, не только аурой, но и манерой общения, образом мыслей, но главное — ненавязчивостью. Упомянув единожды, что ручается за Ирис — более на эту тему не заговаривал. Хоть и появлялся несколько раз, побеседовать с герцогом и Филиппом.

… Она и думать не могла, что чтение законов может оказаться столь увлекательным. Невольно вспомнила день собственной свадьбы, строгого кади, наставляющего её перед уходом из гарема…и сравнивала, сравнивала. И, как ни крути, приходила к выводу: ей повезло, что во Франкию она попала вдовой, а не девицей. Сейчас она свободна, богата, и даже имеет право — с оглядкой на разрешение короля или герцога, конечно — вести собственные дела, если ей придёт в голову такая блажь. Надо будет лишь выкупить патент — на ведение торговли, владение мастерскими… Но незамужним девицам путь в деловой мир был заказан.

И вот ещё какой оказался неприятный момент: выйди она замуж — вся её собственность тотчас перейдёт к новому мужу. Без вариантов. Так что искать супруга нужно с оглядкой: сможет ли она настолько ему доверять? Станет ли он за её же счёт заботиться о ней так же, как заботился Аслан-бей, благослови Аллах его светлую память?

Вздохнув, Ирис решила до поры, до времени не ломать голову. По словам того же эфенди, люди порой пугаются подарков судьбы, считая их наказанием, а на самом деле многое оборачивается благом. У неё ещё и женихов-то на примете нет, вот заведутся — тогда подумает.

Она подпёрла подбородок ладонью и уставилась в окно, машинально подкидывая носком ноги сползающую туфельку без задника. Неловкое движение — и та полетела под стол. Попытка нашарить беглянку вслепую не удалась, и, помянув тихо шайтанчика, Ирис нырнула под столешницу.

И надо ж так случиться, что именно сейчас дверь библиотеки распахнулась!

«Не буду вылезать!» — сердито подумала девушка. «Нет меня, нет! Сижу тут, никого не трогаю, а если вылезу и заговорю — опять придётся улыбаться, отвечать на вопросы… Пусть меня не заметят!»

— Постой, моя шустрая, куда же ты убегаешь? — раздался знакомый голос. О, чтоб вас всех, она тотчас поняла, чей! Хоть никогда до этого момента в нём не замечалось таких вкрадчивых мурлыкающих интонаций. — Птичка моя, куда же ты? Я всё равно тебя поймаю!

И это — герцог? Её, можно сказать, идеал, в которого она так истово поверила, как в самого любящего мужа и лучшего семьянина? Неужели гонится за какой-то горничной?

Отчего ей на ум пришла именно горничная, Ирис и сама не смогла бы объяснить. Но только стало горько за порушенный безупречный облик и за обманутую герцогиню Марту. Даже губы задрожали.

Но в ответ на призыв подлеца мужчины раздался знакомый смех Марты — будто колокольчик зазвенел. И перестук каблучков по лестнице, уводящей на антресоли.

— А вот и не догонишь!

— Но, милая! — патетично воскликнул Жильберт д'Эстре. И, судя по всему, ринулся за супругой наверх, рыча: — Догоню! Вот уви… Ага, попалась!

Герцогиня лишь невнятно пискнула под шорох сминаемого платья. Долгая пауза, наступившая вслед за тем, прерывалась лишь порывистыми вздохами и звуками поцелуев.

— Жи-иль, — вдруг сердито зашипела Марта, — да ты с ума сошёл! Не здесь же! Полон дом гостей!

— Ну, какой «полон дом», милая! Все заняты своими дела…

— Жи-иль! Прекрати!

— Голубка моя, да я не дойду до спальни, я просто горю, неужели не видишь?

Сдавленный женский смех. Шлепок.

— Чувствую… Нет, в самом деле, Жиль, а если кто зайдёт? Побежали во-он туда…

— В кабинет Макса?

— Ты же сам его сегодня отослал на целый день к Самаэлю!

— Бежим!

И столько радостного энтузиазма было в этом кратком слове, что даже Ирис не выдержала — прыснула, прикрыв рот ладошкой. И от души порадовалась, что закрыта от двух пар глаз наверху широкой столешницей.

— Жи-иль, милый… Да погоди, не тащи меня. Я хочу тебе сказать…

— И я хочу. Прямо сейчас и скажу.

Хлопнула дверь.

Выждав немного, Ирис с трудом выбралась из своего убежища. Кто бы мог подумать, что солидные люди, вельможи, женатые более семи лет, могут устраивать такие игрища! Посмеиваясь, тихо прикрыла свод законов по брачному праву, посмеиваясь, на цыпочках прошла к нужному стеллажу и водворила том на место, посмеиваясь, выскользнула их библиотеки… Прикрыв за собой тяжёлую створку, прислонилась к ней спиной.

… и заплакала сладкими слезами.

Ах, как она им завидовала!

Хотелось такой же любви, страстной и всепоглощающей, отшибающей память о приличиях и сметавших на своём пути все препятствия. Хотелось каждое утро встречать за столом в окружении детских мордашек, перемазанных вареньем и патокой, и любоваться улыбкой мужчины, сидящего напротив.

И вновь она вспомнила блестевшие, как в лихорадке, глаза капитана Джафара, тёмные от страсти, хоть и на абсолютно спокойном лице… Должно быть, ему стоило немалых усилий скрывать истинные чувства. Была ли это любовь? И какова она станет, если, допустим, Ирис позволит себя любить: насколько долгой? Не увянет ли после первых же заморозков?

Кажется, у неё кружилась голова.

«Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви…» — прошептали губы. «Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня…»

На самом деле ещё ни разу её не обнимали, как супругу. Как желанную женщину.