их закрыть

* * *

На улицу Саша выскочила резво, без шапки, и чуть было не застудила уши, когда ветер сорвал с головы капюшон. Сложные были две недели: все были заняты на работе, Дима приезжал лишь один раз, в субботу, она сдала два проекта. Немного радости сейчас бы не помешало.

– Даня опять заболел, – поделилась она, когда села в ниссан. – Сопливит, но капризничает, будто конец света. Не могу надолго. А ты боишься заболеть, не поднимешься?

– Я устал.

Он выглядел плохо: морщины снова выделялись в уголках глаз и на щеках, волосы сбились в одну сторону, скользко приоткрывая лоб. Дима с силой надавил на глаза, по наитию потянулся было к Саше, поцеловать, а потом дернулся назад, заметался, забыл, увел руки обратно к голове, к векам.

– Саша, я… так устал, не могу понять, как же я…

– Расскажи.

– Только обещай, что выслушаешь спокойно.

началось

– Это связано с последним кексом? – пыталась отшутиться – она приготовила вчера шоколадный десерт, но он сгорел, Саша показывала на фото, как он сгорел. Получилось неловко.

– Нет, я серьезно.

– Все, слушаю.

– Я устал быть втроем. Я так не могу. Нужно найти какое-то решение. Хоть и временное, но решение. Я устал от своих мыслей. Устал от того, что мы не можем быть вдвоем.

найдем, не сдавайся, и мы обязательно найдем, только, слышишь, попробуй еще раз, попробуй, прошу

Она, конечно, и не открывала рот. Очень долго молчала.

– Я понимаю, – наконец сказала она.

– Давай мы пока будем встречаться вдвоем? На свидания походим. Кто-нибудь посидит с Даней. Наймем няню, я оплачу. Буквально пару недель, чтобы я пришел в себя. А потом вместе придумаем что-нибудь, и я попробую еще.

но ты же взрослый. ты же взрослый мужчина, да неважно кто, мужчина или женщина, ты взрослый человек, и ты ждешь оправдания нелюбви к ребенку? просишь об этом у меня, его матери?

но и не любить ты его должен, просто не отвергать

– Спасибо.

– За что?

– Что сказал сразу. Ты очень хороший и много для меня сделал.

– Пойми, как мне сложно. Это неприятно слышать, это неприятно говорить. Я весь извелся. Не знал, как быть. Но больше не мог, надо было сказать, чтобы мы решили это вместе, – Дима стал махать руками, объяснять многословно и немного даже радостно, облегченно. – Мы же можем решить это вместе? Просто устроим несколько недель для двоих, расслабимся. И дальше все будет хорошо. Обещаю, будет хорошо. Ведь мы – это ты и я.

– Нет.

– Нет?

никакого будущего нет. этап простосвидания, простосекс уже прошел, они отправились дальше, а он захотел откатиться назад, но никакого назад тоже нет

нет

– Мне это не подходит. Ты мне дорог, но это все мне не подходит.

– Саша, я стараюсь… ради на…

– Я знаю, – прохрипела она, – но нет, это не для меня.

нет

Еле нащупала ручку у двери а он хотел остановить и все называл ее имя, все называл, Саша и Саша, да что толку, толку-то что, даже не обернулась вылезла на свежий воздух и пошла, побежала со всей мочи в подъезд. Захлопнула дверь и привалилась, отдышаться, с той стороны. Вжалась в сырой холод, нащупала ручку, а там – каменные; и спустилась в подземелье, холодное и темное, да там и осталась лежать, идти одна. И никто не пришел, и самой пришлось идти не та это была сказка, не та

А она бы отнесла и меда, и церберского ячменного печенья и вернулась бы живой. А она прошла бы до конца до конца и болезни, и операции, и их недолепленной любви не обернувшись, не обольстившись.

Но он не смог. Не смог. Хороший Дима он просто человек

так и выходит, когда между двумя встает третий

и третий – ребенок

то значит: уже нет этого второго, взрослого, мужского

(если он не может принять, если не готов)

то значит: не отболело, не отжило

но

отболит и отживет

станешь сильнее

а потом

Младенец появился снова, и голова его пахла, неистово пахла теплом. В свое время Саша этим запахом насладиться не успела потому что и сама тогда еще не родилась поэтому нюхала, нюхала и аккуратно трогала ребенка подруги.

Яна родила спокойно, рядом с Мишей, и оба управились как из пособия по идеальному родительству: вместе, слаженно и ровно. Яна говорила, что Миша, двухметровый Миша плакал, счастливо плакал, когда первый раз, почти сразу, взял на руки крохотную, неомытую волнами жизни девочку. Свою дочь. И говорил, что эта, вот эта малышка – настоящая любовь с первого взгляда.

любовь, что выше солнца и светил

навсегда

– Я так люблю и так боюсь за нее, – шептала подруга Саше, когда они сидели дома после выписки. Молодая женщина кормила грудью и перебирала пальчики на маленькой ручке, рассеянно слушала окружающих и то и дело улыбалась малышке.

– Понимаю. Она чудесная. Аврора. Аврорушка. Я так счастлива за вас.

Саша так и не сказала Яне про Диму: роды, выписка, казалось, подруге было совершенно не до того. Она всецело отдавалась новой роли и не заметила Сашину бледность и слабость. Когда в доме большая радость, свои грустные новости можно придержать на потом.

Да уже и не хотелось обсуждать. Конечно, первые дни казались невыносимыми, безвыходными, бессмысленными. Сначала она не плакала. Застыла, оцепенела. Как тогда, когда только родился ее ребенок. На следующую ночь отмерла, позвонила Инне. Яна вот-вот должна была родить, Вика улетела в командировку и давно спала из-за разницы во времени. А Инна откликнулась, долго слушала и почти ничего не говорила сама, может, только задавала вопросы, чтобы Саша продолжала и продолжала делиться. Легче не стало, но внутри уже ничего не держалось.

Ночами, да, было очень одиноко, тоска ныла, выла внутри и выхода не находила, запечатывалась в сердце. Слова самой себе не помогали.

Днем Саша брала себя в руки, ждала от Миши новостей, ездила в больницу по Даниным вопросам, гуляла на декабрьском морозе, иногда останавливаясь и долго любуясь серым небом, читала «Шум и ярость», отнимая часы сна, и тоже хотела страшно кричать, но не кричала.

Сказала папе, коротко, добавив, что ничего плохого никто никому не сделал, просто решили расстаться. Он лишь хмыкнул в сообщениях, и Саша была благодарна, что не начал возможное папское «не сдюжил, слабак» или «ну и ладно, найдешь себе получше» ведь не ладно же

но от настоящего присутствия папы в жизни становилось радостнее

– На Рождество прилечу, – сказал он, – пойдем в ресторан, надо кое-что отпраздновать.

– Что?

– Попозже. Но это важное и тебе, думаю, понравится.

Это было не похоже на папу, но Саша допытываться не стала, приняла как данность, в свое время – расскажет.

После выписки, наобнимавшись с крохой Авророй, Саша с Даней поехали в кафе. Инна хотела приехать к ним домой, поговорить вживую, но каждый день что-то мешало, откладывалось и менялось. И вот увиделись.

Подруга порывисто и крепко ее обняла.

– Как ты, моя дорогая?

– Уже получше, – развела руками Саша. – Сейчас, подожди.

Она раздела Даню, достала плюшевого зайца и почистила банан. Какое-то время мальчика это займет, он будет уплетать фрукт, измажется, но даст ей время поговорить, выпить кофе и съесть что-нибудь вкусное.

– Вафли, пожалуйста, с пломбиром и карамелью, – заказала Саша и ощутила легкий голод. С аппетитом и едой в эту неделю были большие проблемы.

Девушка за соседним столом горячо и быстро с кем-то ругалась по телефону, а потом не сдержалась, расплакалась и бросила на стол телефон.

– Все рыдают по мужикам, – философски сказала Инна. – Но хорошо быть взрослой – понимаешь, что он не один такой в мире.

– Да.

– Он писал?

– И не только, – не улыбнулась Саша, – приходил, в дверь стучал, просил поговорить, – взгляд Инны спрашивал: «А ты?». – Давай закончим все красиво, сказала я. А то сейчас этими словами, объяснениями мы испортим все хорошее, что было. Вещи как раз отдала, но там немного осталось. Поблагодарила за такое к себе отношение. Телефон предложила обратно. Отказался. Разозлился. После этого начал что-то говорить на эмоциях, что обидно ему и слишком просто я отпускаю, значит, никаких чувств не было,