– Грустно…

– Нормально. Как и должно быть. А вот чего не должно, так это того, что может случиться в ближайшее время.

– О чем ты?

– Нелли вычислили. Ее ищут. Если найдут, возьмут в оборот. Могут и под стражу взять, пока следствие идет. Я не допущу этого.

– Поднимай на уши адвокатов.

– У меня другой план. Пока настоящего убийцу не найдут, Нелли поживет где-нибудь у моря. Она еще в розыск не объявлена, можно уехать. Отправлю ее в Сочи. Или в Бету. Это такое тихое местечко недалеко от Геленджика.

– Я знаю, где Бета. Только мне кажется, это неумно, прятать ее. Что, если убийцу так и не вычислят? Нелли будет скрываться до тех пор, пока не истечет срок давности?

– Его вычислят. Я найму детективов.

– Андрей, не усложняй. Если Нелли не убивала, тебе легче будет доказать ее невиновность, если она останется в Москве. Бегство – почти доказательство вины.

И тут Седаков его удивил. Схватив Виктора за локоть, он задвинул его в угол, самый дальний от двери, и прошептал яростно:

– Да не знаю я точно, убивала она или нет, понимаешь ты?

– Как?

– А вот так, – с досадой протянул Андрей. – Козловского точно нет, верю. А насчет Старикова сомневаюсь.

– А разве их не один и тот же человек?..

– Не факт. Козловский вообще мог по ошибке умереть. Вместе Марка Штаймана.

– Что еще за новости?

– Давай я тебе по дороге расскажу.

– Давай. А куда мы собираемся ехать?

– К Нелли в квартиру. Надо взять документы, кое-что из вещей. А еще я бы проверил, нет ли там каких-нибудь улик против нее. Завтра наверняка с обыском нагрянут. Ты со мной?

– Хорошо, поехали.

– Спасибо. Спускайся пока к машине. Я скоро.

И скользнул за дверь. Но тех нескольких секунд, что она была приоткрыта, Виктору хватило, чтобы увидеть напряженное лицо Нелли. На первый взгляд оно было добрым, мягким, очень милым, хоть и не очень красивым, однако стоило присмотреться получше, как что-то в нем, то ли сухость рта, то ли глубокие морщины между бровями, выдавало суровость, непримиримость.

«Такая могла и убить, – подумал вдруг Виктор. Но тут же себя одернул: – Не стоит судить о человеке по его лицу. Ты вон на мафиози похож, и что? В жизни мухи не обидел…»

И отбросив эти мысли, направился к входной двери.

Ваня спал, одной рукой обхватив плюшевого зайца, второй – свою щеку. Держал ее в ладошке, как будто у него болел зуб.

Ксюша чмокнула сына в нос, но тот не пошевелился. Ванечку, если крепко засыпал, мало что могло потревожить, а сейчас он спал крепко.

Выйдя из спальни, Ксения направилась в кухню. Хотела попить чаю, но…

В воздухе витал запах одеколона Виктора, напоминая о его недавнем присутствии, а ей хотелось выкинуть его из головы. Хватит того, что она думала о нем весь вечер. И слезы катились и катились по лицу, пугая Ваню.

Саврасов среагировал на ее рассказ именно так, как она ожидала. Не обвинял ни в чем, но укорял:

– Ты должна была все рассказать мне тогда. В ту же ночь. Или хотя бы когда поняла, что беременна. Почему ты этого не сделала?

– Я же объяснила, – беспомощно выдохнула она.

– Боялась, что я разочаруюсь в тебе? И не захочу встречаться? Что ж, твой страх оправдан. Но даже если б так и случилось, я не бросил бы тебя. Я б помог.

– Как тогда, когда мне было тринадцать? Дал телефон, сказал, звони. И что? А тогда мне помощь нужна была не меньше…

И все равно он ее не понимал. Особенно в главном:

– Ты должна была рассказать о домогательствах отчима.

– Я хотела. Но мамы не стало.

– Не маме. А кому-то из близких родственников, друзей семьи.

– Нет у нас никого.

– Тогда пошла бы в милицию. В детскую комнату. К директору школы, наконец.

– Какие вы все… – Слезы жгучей обиды выступили на глаза. – Никто не поймет меня и таких, как я, если не прошел через это сам. Думаешь, мой случай единичный?

– Понимаю, что нет. Я читал про такое…

– У Набокова? В «Лолите»? Только там все по-книжному, а не как в жизни. Одно правда – эти отчимы, они на самом деле думают, что любят своих приемных крошек. Стариков уверял меня, что я его единственная. И наверное, он что-то чувствовал ко мне, раз продолжал держать, даже когда я перестала быть нимфеткой.

Виктор что-то хотел сказать, но она не дала. Ей нужно было выговориться:

– После рождения Вани я стала тверже. Я научилась давать отпор. Материнство делает женщину сильнее. Он больше не пользовался мной сексуально, и я получила немного свободы. Глоточек, но и ему была рада. Тогда-то я и отправилась в центр помощи людям, прошедшим через домашнее насилие, физическое, моральное, сексуальное, и предложила свою бескорыстную помощь. С тех пор прихожу, когда есть время, сижу с ребятами, на кухне что-то делаю, отвечаю на звонки. Знаешь, сколько таких, как я? Прошедших через домашнее насилие в юном возрасте? Десятки тысяч. Семьдесят процентов из общей массы изнасилованных пострадали от опекунов или, что страшнее, от родителей. Почти все молчали об этом до последнего. А многие до сих пор молчат. Потому что стыдно и страшно.

Виктор тоже молчал. Но Ксюша по глазам видела – не понимает. И не поймет никогда.

Значит, правильно сделала, что не рассказала тогда, два с половиной года назад.

А если и неправильно, то теперь уже ничего не изменить…

Виктор ушел, так ничего и не сказав. Просто встал, проследовал к двери, открыл ее и закрыл.

Ксюша надеялась, что он вернется. Прислушивалась, не раздадутся ли шаги. Ждала, что сейчас, вот в эту секунду, затренькает звонок. Она пойдет открывать, увидит на пороге Виктора и бросится в его объятия. Он будет шептать ей ласковые слова, гладить ее по голове и целовать в ямку на шее. Как недавно и как давно…

Но звонок так и не затренькал. Когда до Ксюши дошло, что Виктор не вернется, она заплакала. И проревела очень долго. Часа полтора. Так бы, наверное, и не прекратила, если б ее слезы не пугали Ваню. Ксюша взяла себя в руки, выкупала ребенка и уложила спать. Сначала тоже хотела лечь, но потом поняла, что не сможет сомкнуть глаз. Решила подышать воздухом. Ваня все равно не проснется. Так что минут десять у нее есть. Пройдется немного, проветрится. Потом можно будет попробовать уснуть.

Ксюша накинула куртку и вышла из квартиры.

На улице оказалось даже прохладнее, чем она думала. Застегнувшись, Ксюша пошла по тротуару в сторону соседнего, стоящего перпендикулярно дома. За ним был небольшой скверик, там приятно гулять.