Обманутые, преданные, забытые ветераны афганской войнынаходили себе применение в горячих точках бывшей страны. Боль, обида, растерянность,неустроенность толкали их туда, где они могли делать единственное, чемунаучились — убивать и достойно умирать. Государство, за которое они дрались,мерзли в горах, изнывали от жажды в пустынях, воевали, теряя товарищей — этогосударство больше не существовало.

И их подвиг, подвиг людей, честно выполнявших свой воинскийдолг, подвиг офицеров, достойно представлявших некогда великую армию, подвигсолдат, мужественно и храбро воевавших в этой войне, вдруг стал посмешищем.Более того, они превратились в подозрительные группы людей, так как не умели ине хотели жить по волчьим законам нарождавшегося общества. Осмеянные ипрезираемые, они часто срывались, уходили из жизни, становились наркоманами ипьяницами. Некоторые, более сильные, уходили в криминальные структуры с дикойобидой на свою неустроенную жизнь, на свои разбитые идеалы.

И война продолжалась. Словно те старцы из Политбюро вдекабре семьдесят девятого прокляли свой народ, обрекая его на вечные муки икровавый исход. А может это их более молодые наследники, предавшие и продавшиевсе идеалы, решили, что красным цветом крови можно закрасить все — собственныеамбиции, неудачную политику, крушение страны, миллионы беженцев, локальныевойны, тоску, отчаяние, обиду миллионов людей. Ибо красный цвет словно обладалкакой-то способностью поглощать менее яркие цвета и чувства.

Война, начатая как фарс, превратилась в трагедию, а развалстраны, начатый как трагедия, постепенно обращался в фарс, когда егоразрушители требовали воссоздания некогда сильной страны, единой армии инормальной экономики.

И кровь продолжала свой стремительный бег, образуя ужеполновесные реки, словно вливавшиеся в один океан, чтобы однажды затопить всехи вся.

По распоряжению Корнера был вызван вертолет, и Беннет,получивший разрешение из самого Лэнгли, вместе с Корнером вылетел в Афганистан,чтобы на месте разобраться в случившемся.

В Карачи по-прежнему шло расследование дела об убийстве РонаБаксея, но никаких следов убийцы пока найти не удавалось. А поднятые по всейстране информаторы и осведомители не могли сообщить, кому могло понадобитьсянападение на американскую станцию в Читрале.

На этот раз они летели довольно долго. Пилот, показываявниз, прокричал Беннету:

— Они раньше были здесь, но, видимо, перебрались ближе кгороду. Нам говорили в прошлый раз, чтобы мы летели к северу.

— Летим, — согласился Беннет, видя невозмутимое лицоКорнера, казалось, вылетевшего на воскресную прогулку.

Через час они наконец сели у нового лагеря Нуруллы. Беннетобратил внимание на две больничные палатки, стоявшие в центре лагеря.

— Видимо, был сильный бой, — понял он.

К ним уже спешил Аюб, помощник Нуруллы и его доверенноелицо. После приветствий он повел их к палатке, где находился сам рассерженныйНурулла. Посланные на поиски нападавших шестеро лучших следопытов так и невернулись в лагерь, и он не находил себе места от возмущения и злости.

Нурулла был невысокого роста, гибкий, стремительный,несмотря на возраст, достаточно подвижный человек. Ему едва минуло пятьдесят,но он выглядел на десяток лет моложе. Увидев своих гостей, он заставил себянесколько успокоиться, приказав принести обед, чтобы достойно встретитьнезнакомца, прилетевшего вместе с Беннетом.

— Вы давно переместились? — спросил Беннет, когда ониуселись за столом.

— Только вчера, — недовольно ответил Нурулла, — мы потерялив нашем прежнем лагере очень много людей. Двадцать семь человек убитых ишестнадцать раненых. Еще один такой бой и я потеряю весь свой отряд.

— У нападавших потери большие? — спросил Корнер.

Нурулла метнул на него злой взгляд.

— Были, — неохотно сказал он.

— У вас есть их трупы? — уточнил Корнер.

— Нет, — не выдержал Нурулла, — ни одного нет. Мне стыдноговорить, но это так. Они, словно черти, спустившиеся с небес. Убили столькомоих людей, забрали своего полковника и ушли.

— Сколько их было? Только точные цифры, — попросил Беннет.Нурулла вздохнул. Ему действительно было стыдно, что его люди так беспомощновыглядели и действовали.

— Несколько человек, — наконец выдавил он, скривив губы внедоброй усмешке. — Их было всего лишь несколько человек.

— Точнее, — попросил Беннет.

— Шесть-семь человек, — признался Нурулла.

— И они ушли без единой потери? — изумился Корнер. — Выпредставляете, мистер Беннет, какие профессионалы тут действовали. Нет, этотпленный офицер был не просто полковником пограничной стражи. Здесь что-то нетак. Вы ведь его и без того хотели обменять на своих пленных. Верно?

— Да, клянусь могилами своих предков, — прохрипел Нурулла, —но если захвачу, теперь выпущу из него кишки.

— Глупости, — сразу остановил его Беннет, — его теперьтрудно найти, но если они еще не ушли за границу и тебе удастся его взять,запомни — он нам нужен живым. Только живым. И за него мы дадим тебе оченьхорошие деньги. Большие деньги.

— Какой ты человек непонятный, — покачал головой Нурулла, —два дня назад тебе его показать хотел, умолял посмотреть, ты даже смотреть нестал. А теперь хочешь за него большие деньги дать. Непонятный ты человек, —снова сказал он.

— А может мне понравилось, как он сбежал, — пошутил Беннет,— и я хочу знать об этом подробнее.

— Ему помог лекарь, — вспыхнуло лицо у Нуруллы.

— Какой лекарь? — не понял Беннет.

— Откуда я знаю, — снова разозлился Нурулла, запихивая себев рот большой кусок мяса, — этот лекарь из местных, но его никто до этого незнал. Лекарь пришел в лагерь и забрал этого полковника. А потом его людирасстреляли мои машины и моих людей.

— Сколько у него людей? — спросил Корнер, он не так хорошоговорил на фарси, как Беннет.

— Сколько человек у тебя сейчас? — спросил Беннет.

— Еще шестеро не вернулись из гор, — посчитал вслух Нурулла,— значит, у меня осталось всего сто пятьдесят пять человек. Это, не считаяраненых.

— Как интересно, — сказал по-английски Корнер, — соотношениеодин к двадцати пяти. Здесь действовали отборные профессионалы. Уйти без единойпотери, это очень сложно. А как вы думаете?

— Согласен, вздохнул Беннет, — ему все время приходилосьпомнить о своем отказе от этого полковника. Не откажись он два дня назад, и всемогло бы повернуться иначе. Но теперь не стоило сожалеть.