Она вытягивала из меня то, о чем я не хотел говорить. Я знал, что должен молчать, но не мог. Я понимал: меня втягивают в нечто, из чего мне самому не выбраться. Знал, что становлюсь безрассудным. Мы перестали видеться в Милл-Хаус, потому что начались школьные каникулы и Лина часто находилась дома. Мы отправлялись в коттедж – я понимал, что это рискованно, но гостиницы в округе не было, а куда еще нам было идти? О том, чтобы прекратить связь, я никогда не думал, тогда сама мысль об этом казалась дикой.

Отец обычно совершает свои прогулки на рассвете, и я не знаю, как он мог оказаться там после обеда. Но он пришел туда, заметил мою машину, дождался, спрятавшись под деревьями, когда Нел уйдет, а потом избил меня. Он свалил меня ударом кулака на землю, а потом стал бить ногами по груди и плечам. Я сгруппировался, защищая голову руками, как он сам меня и учил. Я не отбивался, потому что знал: он перестанет, когда решит, что получил я достаточно или что больше не выдержу.

Потом он забрал мои ключи и отвез меня домой. Хелен пришла в бешенство – сначала из-за того, что отец меня избил, а потом, когда он рассказал за что. Я никогда не видел ее раньше в ярости, холодной и страшной, и только сейчас задумался, что она может сделать из мести. Я допускал, что она может уйти из школы, собрать вещи и уехать, допускал публичный скандал и гнев отца. Всем этим и ограничивались мои представления о возможных последствиях. Но я ошибался.

Лина

Я охнула. Жадно хватая воздух ртом, я изо всей силы двинула ему локтем по ребрам. Он скорчился, но продолжал меня удерживать. Чувствуя на лице его жаркое дыхание, я едва сдерживала рвоту.

– Ты был ее недостоин! – продолжала твердить я. – Недостоин трогать, недостоин трахать… Из-за тебя она умерла, подонок. Как ты можешь жить, просыпаться по утрам, ходить на работу, смотреть ее матери в глаза…

Он сильно поцарапал мне шею гвоздем, я закрыла глаза и стала ждать конца.

– Ты понятия не имеешь, что я пережил, – сказал он. – Даже не представляешь.

Потом схватил меня за волосы, резко потянул на себя и разжал пальцы. От неожиданности я с силой ударилась головой о стол. И разревелась.

Марк отпустил меня и поднялся. Сделав несколько шагов назад, он обошел стол и встал напротив, не спуская с меня глаз. Он стоял и смотрел, а я больше всего на свете хотела, чтобы земля разверзлась и поглотила меня. Что угодно, лишь бы он не видел моих слез! Я поднялась. Я всхлипывала как ребенок, у которого отобрали куклу, и он принялся повторять:

– Перестань, Лина. Не плачь. Ну, хватит…

Это было странно, потому что он тоже плакал и при этом продолжал твердить:

– Перестань, Лина. Не плачь.

Я перестала плакать. Мы смотрели друг на друга с мокрыми от слез лицами, в руках он по-прежнему сжимал гвоздь.

– Я не делал этого, Лина. Того, что ты думаешь. Я не трогал твою маму. Да, я думал об этом. Но я этого не делал.

– Делал! – возразила я. – У тебя ее браслет, ты…

– Она приходила ко мне. После смерти Кэти. Сказала, чтобы я во всем признался. Ради Луизы! – Он засмеялся. – Как будто ей было не все равно. Как будто ей было не наплевать на всех. Я знаю, почему она просила меня признаться. Она чувствовала свою вину в том, что у Кэти появились такие мысли, и хотела переложить ее на других. Хотела переложить на меня, эгоистичная стерва.

Я видела, как он вертит в руках гвоздь, и представляла, как наброшусь на него, вырву гвоздь из рук и воткну ему в глаз. Во рту у меня пересохло. Я облизнула губы и почувствовала вкус соли.

Он продолжал:

– Я попросил ее дать мне немного времени. Сказал, что поговорю с Луизой, просто мне надо подумать, как ей все объяснить. Она мне поверила. – Он посмотрел на гвоздь и перевел взгляд на меня. – Видишь, Лина, мне не надо было с ней ничего делать. С такими женщинами, как твоя мать, надо действовать не насилием, их слабое место – тщеславие. Мне доводилось иметь с ними дело, с женщинами старше меня, ближе к сорока, чья красота начинает увядать. Им отчаянно хочется чувствовать себя желанными. И это видно невооруженным глазом. Я знал, что должен сделать, хотя от такой перспективы мне становилось не по себе. Я должен был ее соблазнить.

Он помолчал и вытер губы тыльной стороной ладони.

– Я подумал, что, может, сделаю несколько снимков. Чтобы было чем ее шантажировать. Рассчитывал, что тогда она оставит меня в покое и никто не станет мне мешать оплакивать Кэти. – Он потер подбородок. – Такой у меня был план. Но тут вмешалась Хелен Таунсенд, и мне не пришлось ничего делать. – Он отбросил гвоздь в сторону. Я видела, как он ударился о землю и отскочил к стене.

– Ты о чем? – спросила я. – Что ты имеешь в виду?

– Я скажу тебе. Скажу. Только… – он вздохнул, – ты знаешь, что я не хочу причинять тебе боль. Никогда не хотел. Я ударил тебя, когда ты на меня накинулась в доме, но что мне оставалось делать? Я больше тебя не трону, если ты сама меня не вынудишь. Договорились?

Я промолчала.

– Вот что я попрошу тебя сделать. Ты должна вернуться в Бекфорд и сообщить полиции, что просто сбежала, поехала автостопом, не важно что. Главное, ты должна сказать, что все про меня выдумала. От начала до конца. Скажи им, что приревновала, что потеряла голову от горя или что ты просто маленькая злобная стерва, желавшая привлечь к себе внимание, – мне все равно. Лишь бы ты их убедила, что все придумала.

Я усмехнулась:

– Ты думаешь, я это сделаю? Серьезно? А зачем мне это нужно? И потом, это ничего не изменит. Им все рассказал Джош, а не я…

– Тогда скажи им, что Джош соврал. Скажи, что ты попросила Джоша соврать. Поговори с Джошем, чтобы он подтвердил. Я знаю, ты можешь. И, думаю, ты это сделаешь, потому что я не только тебя не трону, но… – Он сунул руку в карман и вытащил браслет. – Я расскажу тебе все, что мне известно. При одном условии: ты выполнишь мою просьбу.

Я подошла к стене и повернулась к нему спиной. Меня трясло. Я знала, что он может разделаться со мной. Только не думала, что он на это пойдет. Он хотел сбежать. Это было видно. Я подцепила гвоздь ногой. Оставался вопрос: позволю ли я ему это сделать?

Я повернулась к нему. Вспомнила, как много ошибок совершила по дороге сюда, и не собиралась делать новых. Я разыграла испуг. И признательность.

– Ты обещаешь?.. Ты правда отпустишь меня в Бекфорд?.. Пожалуйста, Марк, обещай мне! – В моем голосе звучало облегчение, отчаяние, раскаяние. Я решила подыграть ему.

Он сел и положил браслет на середину стола перед собой.

– Я нашел его, – коротко сообщил он, и меня разобрал смех.

– Нашел?! Типа, в реке, где полиция искала несколько дней? Не смеши меня!

Он ответил не сразу и смотрел на меня так, будто ненавидел больше всех на свете. Может, так оно и было.

– Ты будешь слушать или нет?