Аслан был совершенно необычный. Одетый во все черное, сильный, с каменными мышцами – она это ощутила, когда танцевали, чуть небритый, с орлиным носом и волчьими глазами, от него буквально веяло мужской силой. Он ее отбил у какого-то двадцатилетнего слютнтяя, представившегося ей графом – просто подошел, взял ее за руку, вытащил из-за столика и повел танцевать. В темноте дискотеки и всполохах светомузыки, конечно, никто не смог его разглядеть и потом дать описание сыскной полиции. А ей был нужен именно такой мужик, который силой берет все, что ему нужно в жизни, непохожий на отца, умного, но мягкого, которым мать вертела, как хотела. Конечно же, после танцев она согласилась пойти на пляж и искупаться при луне. Они пришли на пустынный пляж, светила луна, играя мерцающими бликами на воде, она, не стесняясь, разделась прямо при нем, повернулась к воде, он подошел к ней сзади, обнял... и сунул под нос тряпку с хлороформом. Очнулась она уже в Афганистане.

...Ее везли в машине. Это был старый пикап с открытым верхом и клеткой, большой сваренной из прутьев клеткой, сверху прикрытой дерюгой, похожей на клетки, в каких гастролирующий цирк перевозит из города в город обезьян. Вот только прутья были почему-то покрыты сверху каким-то пружинящим, напоминающим резину материалом. Машина прыгала на ухабах, гремела музыка, проходящие мимо грузовики обдавали пикап смрадом и дизельной гарью, но никто не видел ее, потому что стенки пикапа были закрыты съемными крышками – листами фанеры. Она попыталась кричать и начала бить по стенкам клетки, но никто не отозвался.

Про работорговлю она ничего не знала, но рабыней быть не собиралась, это точно. Правда, ее мнения никто не собирался спрашивать.

Потом ее привезли в город и вытащили из клетки – грубо, как животное. Все, что на ней было – это открытый итальянский купальник, который она перед Асланом снять не успела, и какая-то дерюга, которую бросили ей в машину. Она пыталась драться, но мучителей было двое, и глаза их горели жадным огнем. Эти были молодые, один даже без бороды, он ее попытался то ли бить, то ли лапать – и старший заметил это, свистнула плетка, и молодой что-то закричал и отпустил ее. Потом они – от обоих страшно воняло, привязали ее к чему-то, напоминающему гинекологическое кресло, она пыталась бить их, но они ее не били и вообще не замечали ее ударов, потому что синяки и кровоподтеки лишили бы пленницу товарного вида, и их раис сам бы жестоко избил их за это. Потом старший еще раз вытянул младшего плетью и что-то сказал. Она не знала, что надсмотрщик заявил младшему: эта женщина для раисов, а не для таких сыновей свиньи и шакала, как ты!

Потом пришла женщина – в парандже, с сильными, крючковатыми, покрытыми какими-то пятнами пальцами, и мужчина – лет пятидесяти, в европейском костюме, какие в нищем Афганистане носят только раисы, с жестокими и неподвижными, словно у рыбы, глазами. Женщина сорвала с нее купальник и начала осматривать ее... всю, а потом что-то сказала мужчине. Мужчина с ненавистью посмотрел на Катерину, потом поднял валяющийся на полу хлыст, но женщина загородила ее собой и что-то сказала. Мужчина гортанно и зло ответил, она разобрала только «руси джаляб»[90], потом бросил хлыст, повернулся и вышел. Она плакала от унижения. Потом появился другой мужчина, старший среди надсмотрщиков, и женщина ему что-то приказала. Мужчина вышел и вернулся с какой-то одеждой, похожей на монашескую, и отвязал ее от ужасного кресла. Под присмотром этих двоих она натянула одежду прямо на голое тело, ее отвели в камеру и покормили какой-то бурдой. Ночью в камере было ужасно холодно, и она свернулась клубком, набросив на себя все, что там было – пусть это все было грязным и воняло псиной. Плакать она уже не плакала – без толку.

Она не знала, что только что ее цена упала ровно в пять раз, оттого ее хозяин и не был доволен. Если бы она была девственницей – он бы запросил за нее полмиллиона афганей, цена посильная лишь принцу, раису провинции или амиру наркомафии. Но и сто тысяч афганей были каким-никаким, а заработком, в конце концов, десять тысяч афганей стоила приличная машина. Об этом ему и напомнила женщина, которая осмотрела ее и убедилась в том, что она не девственница.

А в это самое время ее фотографии расклеивались по всему Каспийскому побережью, спасатели прочесывали дно рядом с пляжами, пытаясь найти тело, а на военной базе рядом с Каспием приземлился самолет, на котором летели отец Катерины и следователь по особо важным делам следственного департамента МВД. Вместе с ними летели еще двое – исправники из петербургской сыскной полиции, – влияния отца Катерины хватило, чтобы на это дело назначили очень опытных оперативников и следователя.

Мать Катерины тем временем спешно прибиралась на вилле – не хватало, чтобы муж что-то нашел.

Утром ее повезли на базар.

Базар был жутким местом – она даже не знала, насколько жутким, потому что ее продавали в рядах для богатых покупателей, там не было столбов, к которым рабов и рабынь приковывают наручниками. Это были большие, квадратные помещения, разделенные на две части. В одной из них – курпачи[91], кальян, плов, радушный хозяин товара. Тут можно посидеть, поговорить, покурить кальян, в который добавлена травка, чтобы покупатель был посговорчивей и сноровистее освобождал кошелек. За толстым, дорогим стеклом, разделяющим помещение надвое, – товар. Стекло это не разобьешь, как его ни бей. Каждый специализируется на своем товаре – у кого мальчики, у кого девочки, у кого юные, только вступившие в пору расцвета женщины – на Востоке всегда любили свежие, еще не распустившиеся бутоны. Все рабы обнажены, смотреть смотри, но трогать нельзя. Это в дешевых рядах можно лапать как угодно, а тут все солидно, сначала купи, раскрой свой кошелек во благо хозяина, а потом делай с товаром все, что хочешь. Чтобы рабы не пытались вырваться, не бились об стекло и вели себя смирно – им в пищу добавляют опиум.

Не знала она и того, как ей повезло, что ее купили в первый же день. Все, кто торговал на этом базаре, были, по сути, живыми мертвецами. Они ходили, смеялись, приценивались к товару, менялись, но тень смерти уже легла на их чело, потому что базар был целью. Глаз объектива, висящего на геостационаре разведывательного спутника системы «Космос», увидел его, отснял и передал информацию на землю, там эти снимки легли на стол офицеров разведки, которые обработали информацию и передали ее на решение в виде готового досье, формализованного дела. Потом один человек, наделенный почти безграничной властью, сказал своему сыну, который только готовился принять на себя бремя власти, бремя империи – это твое, делай, что считаешь нужным. Сын был офицером, бывшим разведчиком воздушного десанта – и он не знал никаких способов решения проблемы распространения наркотиков в стране и проблемы работорговли, кроме силовых. Как офицера, его научили решать стоящие перед его государством и его престолом проблемы с помощью силы – и сейчас он не видел никакого другого выхода, кроме применения силы. Нужно было применить силу не к тем, кто выращивает дурман на своих полях, получая за это жалкие крохи, которых едва хватает на жизнь, к ним применять силу бесполезно, они сами жертвы дурмана, не рабы, но жертвы чудовищной системы, она держится на их плечах. Нужно было напомнить о себе раисам, которые считают, что если у них есть страна, есть британское покровительство, то они в безопасности и могут ничего не бояться. Они могут и дальше покупать у крестьян опиумное молочко, не слишком-то вредное, по сути, лекарство – и перерабатывать его в страшный яд, они могут и дальше торить тайные тропы, убивать пограничников, казаков и таможенников и отнимать подданных у его престола, превращая их в своих подданных и рабов, в рабов белого дурмана. Пусть так, но каждый из этих раисов, творя харам и злоумышляя против великой империи на севере, должен помнить, что меч занесен над их жалкой страной и над каждым из них персонально, и меч этот может в любой момент опуститься, а небо – обрушиться на их нечестивые головы огненным дождем, карая за содеянное и умышляемое. Что касается базара, то он попал в список целей случайно: идущей на Кабул авиагруппе нужны были дополнительные цели, цели не первого приоритета, но важные, и кто-то из офицеров-планировщиков вспомнил про базар и показал фотографию Его Высочеству. Его Высочество спросил – что это, и получил ответ, что это базар, где торгуют наркотиками и рабами. После чего рабский базар был включен в список целей, а все его дукандоры и завсегдатаи стали живыми покойниками.