– Он ответил мне, что должен находиться на своем месте в такое время и не может его покинуть, – угодливо произнес Сапега.

– В таком случае, может быть, кто-нибудь объяснит мне, что происходит? – Царь Константин все больше выходил из себя. – вы, Потоцкий, уверяете меня, что с мятежниками будет покончено за сутки, а теперь вы, Сапега, говорите мне, что все так плохо, что полицеймейстер Варшавы не может покинуть свое рабочее место! Может быть, кто-нибудь – хотя бы вы, Радзивилл, если уж вы до сих пор не замечены во вранье, скажете мне, что, ко всем чертям, происходит?!

– Восстал народ, – ответил Радзивилл.

Ответ был настолько неожиданным, что царь Константин опешил.

– Что?

– Восстал народ. Он восстал против векового угнетения. Нам надо решать, на чьей мы стороне – иначе будем висеть на столбах вместе с остальными.

– Что с вами, Радзивилл? – царь Константин до сих пор ничего не понимал. – Вы больны? Переутомились?

– Я просто трезво смотрю на вещи, Ваше Величество. Народ восстал, и мы можем либо оседлать эту волну, либо она нас утопит, захлестнет и оставит в пучине. Сейчас – самое время объявить о неподлеглости Польши.

– О неподлеглости Польши? Вы хотите, чтобы я присоединился к взбунтовавшемуся быдлу? Вы в своем уме, Радзивилл?

– Это необходимо, Ваше Величество.

С этими словами – очевидно, все было оговорено заранее – граф Священной Римской империи Валериан Сапега, секретарь Тайного совета, достал из своей толстой, немного потрепанной папки стопку бумаг и передал их царю.

– Что это, Сапега?

– Ваше Величество, мы взяли на себя смелость подготовить необходимый пакет документов. Требуется только ваша виза – и вас восславят в веках, как государя, давшего начало новой Речи Посполитой.

Царь Константин посмотрел на лежащую вверху бумагу – нота о разрыве унии с Российской империей. Вторая – декларация о неподлеглости, третья... Господи, о каких-то там конфискациях. Это же любимый термин коммунистов.

– Вы с ума сошли, Сапега. Эта дорога ведет на виселицу!

Услышав слова царя, граф Сапега достал небольшой, странно выглядящий пистолет, направил его на Константина и нажал спуск. Пистолет глухо кашлянул – и царь, так ничего и не понявший, сник на своем стуле. Радзивилл протянув руку и ловко выхватив пакет документов, притянул его к себе.

Это был специальный пистолет, изготовленный в одной из лабораторий Лондона. Он был небольшим, сделанным только из пластика и керамики, и стрелял не пулями, а газом. Только в отличие от обычного «газовика», применяемого в некоторых странах, где не разрешено огнестрельное оружие, в этом был смертельный газ. Чтобы не стать его жертвой, следовало заранее принять противоядие.

Естественно, у заговорщиков противоядие было.

Сапега выстрелил, а через секунду с удивлением почувствовал, как его самого выворачивает наизнанку, и сердце словно сжала рука в стальной перчатке. Последнее, что он успел увидеть, – это злобные, жадно наблюдающие за ним глаза князя Людвига Радзивилла. А потом свет для него навсегда погас.

Пистолет раздобыл князь Людвиг, и он же достал противоядие к нему и раздал всем. Противоядие надо было заранее вколоть шприцем в вену – и только князь Людвиг знал, в какой ампуле что находится. А проверить было нельзя – пистолет он передал графу Сапеге только в последний момент, в машине перед зданием.

Сапеге обещали должность первого министра. За эту должность он согласился убить монарха. Ну и как такого оставлять в живых?

В эту же секунду рядом с Сапегой умер и Ян Потоцкий, церемониймейстер двора и ближайший друг скоропостижно скончавшегося монарха. Он был труслив, лжив и ненадежен.

Немного подождав, князь Людвиг достал из кармана пакет и осторожно, не оставляя на нем отпечатки пальцев, убрал в него пистолет, который затем положил в карман. Потом неспешно встал, обошел стол, проверил пульс у каждого из троих убитых. Кто сказал, что за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь? Он, например, троих разом поймал – придурка и жуира Константина, подлеца Сапегу и лжеца Потоцкого.

Пульса ни у кого не было. Готовы.

Потом князь подошел к тому месту, где открывалась потайная дверь, и трижды негромко постучал. Дверь открылась, и в комнату шагнул цесаревич Борис, теперь уже Царь Царства Польского Борис Первый. Он вопросительно глянул на Радзивилла.

– Все сделано, Ваше Величество, – негромко доложил Радзивилл.

– Прекрасно. Князь Священной Римской империи Людвиг Радзивилл, пользуясь своими неотъемлемыми полномочиями и во благо моего Царства Польского, я назначаю вас первым министром Польши и поручаю вам сформировать кабинет министров и представить его мне на Высочайшее утверждение не далее как сегодня вечером.

– Я принимаю это назначение, Ваше Величество, и нижайше благодарю вас за оказанное доверие.

После чего каждый занялся своими делами. Борис Первый сел за стол и начал подписывать документы, которые не подписал его отец – о разрыве унии с Россией, о неподлеглости, о конфискациях, о русских оккупантах и жидах. А первый министр возрожденной Речи Посполитой принялся оттаскивать трупы своих подельников в коридор, к потайной двери. Этим тоже кто-то должен был заниматься...