– Не далее как сегодня утром, Ваше Величество...

– И что ты там видел?

Граф Потоцкий на несколько секунд задумался.

– К сожалению, взять ситуацию под контроль пока не удается... – изобрел он достаточно обтекаемый ответ.

– Не удается? – царь нахмурил брови еще сильнее.

– Да, Ваше Величество, пока не удается.

– Но где же казаки? Что делают русские?

– К сожалению, Ваше Величество, они пока не могут со всем с этим справиться. Но я держу связь со штабами округов, и там меня заверяют, что к завтрашнему утру с беспорядками будет покончено.

У польского царя был один недостаток – он считал, что власть, пусть даже ограниченная, – это привилегия, а не ярмо. Он бывал на дипломатических приемах, многозначительно рассуждал об экономике, о свободе, устраивал балы, давал интервью, подыскивал себе пассий даже в университете, а вот все тяжелое и неприятное – он поручал министрам. Да что говорить – он даже дворец в городе не удосужился выстроить. Если бы он жил в городе – достаточно было бы выглянуть в окно или выйти на балкон, чтобы понять, что творится. А так... он поручил все министрам, а министры предали его, составив заговор. Царь Константин до сих пор не понял, что находится во дворце уже не королем, а ЗАЛОЖНИКОМ. Никто ему так и не удосужился сообщить о происходящем в Варшаве – что штаб Висленского военного округа взорван с многочисленными жертвами, а штаб Варшавского военного округа теперь является штабом, откуда координируются беспорядки, командующий округом, генерал-губернатор Варшавы граф Головнин зверски убит в собственном кабинете своими же подчиненными. Что в Варшаве уже горят полицейские участки, на фонарях вешают полицейских, что в городе действуют переодетые в солдат и полицейских хорошо вооруженные террористические группы, в основном – пришлые, из-за рубежа. Что русский генеральный штаб так и не может принять решение – потому что штаб Варшавского округа кормит его дезинформацией, и уходят, уходят, как вода в песок, те часы, когда еще можно задавить мятеж в зародыше. Что те же казаки парализованы бестолковыми и противоречащими друг другу приказами и тоже не знают, что делать.

За все рано или поздно приходится платить. В том числе – за праздность.

– Тогда для чего Сапега собирает Тайный совет?

– Он хочет, Ваше Величество, чтобы было принято решение по тому прискорбному инциденту, что послужил поводом для беспорядков.

– Пусть решение принимает суд.

Положа руку на сердце, царь уже готов был расцеловать этого молодого человека... Господи, он поступил так, как должен был поступить Борис, когда его стал домогаться этот негодяй Малимон... Йезус Мария... насколько проще тогда все сложилось бы!

– Граф Сапега считает, что это не столько уголовное, сколько политическое дело, и его разбирательство в открытом суде может привести к новым беспорядкам.

– Каким беспорядкам? В таком случае, пусть этого молодого человека судят в Петербурге, подальше отсюда!

– Но там его наверняка оправдают или помилуют... а это приведет ко взрыву негодования в Варшаве.

– Так чего же вы от меня хотите?! – заорал выведенный из себя царь Константин

– Думаю, будет нелишним... Ваше Величество, написать письмо императору Александру, где изложить все обстоятельства дела... и возможные последствия.

Царь усмехнулся:

– Плохо же вы знаете нашего сеньора. Если ему прислать такое письмо... он воспользуется им для растопки камина. Он считает такие письма подметными и никогда не читает их. И если вы и Сапега этого не понимаете – я скажу это вам лично!

* * *

Вообще-то... в том, что произойдет потом в Висленском крае, виновата сама Россия, возможно, больше, чем все остальные. Раньше, в тридцатые и ранее – вольнодумцев ссылали в Сибирь, но потом ссылку из Уголовного Уложения исключили и ссылать запретили. Постепенно получилось так, что место Сибири заняла Польша. Оттуда, после доброго десятка рокошей, уехали те, кто был вполне лоялен к империи и опасался за свои жизни и имущество, могущие пострадать во время очередных беспорядков. Они могли найти себя в других уголках огромной империи – и делали это. А навстречу им ехали те, кто, наоборот, – не мог себя найти нигде, по причине вольнодумства, негативного, бунташеского настроя, нетрадиционной сексуальной ориентации. Им тут было комфортно – «свобода», под боком – чаемая всем существом Европа. Так и получилось, что Польша постепенно становилась мусорным ведром, где скапливались всяческие нечистоты. Стоит ли удивляться тому, что из мусорного ведра, давно не очищаемого, не выбрасываемого – поползла во все стороны зараза?

* * *

И тут Британия постаралась.

* * *

Заседание Тайного совета обычно происходило в комнате для совещаний на первом этаже – царь Николай, строивший этот замок, увидел подобную в одном из старинных франкских замков. Ее отличие от обычных заключалось в том, что здесь журчал ручей, причем там это был самый настоящий ручей, вода для него отводилась от ручья, бравшего начало в подвале замка. Этот ручей создавал шум, делая невозможным подслушивание, что-то вроде генератора «белого шума» на средневековый манер. Здесь, в Константиновском дворце, вода, прежде чем попасть в каменное ложе и низвергнуться рукотворным водопадом, поступала из самого обычного водопровода. Но выглядело это – красиво.

Царь Константин по ритуалу должен был появляться последним, после всех придворных. Перед тем как выйти из потайной двери (тоже подсмотрено в европейских замках), он мог оглядеть собравшихся через сложный потайной глаз с перископом. Он задержался дольше обычного – поскольку увидел, что нет ни графа Головнина, командующего Варшавским военным округом, ни графа Комаровского, командующего Висленским военным округом, ни Зеемана, нудного и унылого немца, полицеймейстера Варшавы. Потому-то и задержался – знал, что должен выйти последним, и ждал, пока все соберутся, раздраженно поглядывая на часы. Но стрелки уже показывали десять часов одиннадцать минут, а ни того, ни другого, ни третьего не было на своих местах, и стулья их пустовали. Наконец, царю Константину стоять так надоело – и он раздраженно рванул на себя рычаг, замыкающий потайную дверь.

А стоило бы задуматься. Потому что из троих названных – все трое сохранили верность законной власти, и к этому моменту никого из них уже не было в живых. Граф Тадеуш Комаровский погиб при взрыве машины у здания штаба округа. Граф Головнин в этот день проводил чрезвычайное совещание, услышав взрыв, вскочив с места, он подбежал к вылетевшему осколками окну – и получил две пули в спину, над трупом командующего надругались и выбросили на улицу. Полицеймейстер, немец Зееман, отбивался до конца и убил двоих мятежников – за это разъяренные мятежники вытащили его, раненого, на улицу и повесили на столбе вверх ногами. Все те, кто собрался здесь – Сапега, Потоцкий, Радзивилл, – были мятежниками и заговорщиками.

– Где Зееман? – раздраженно спросил царь Константин, усаживаясь на свое место.