Грейс коснулась ее щеки. Отвалился бы подбородок, нос, посыпались бы глаза и волосы, а осталась бы только шея.

Вопреки ожиданиям, больше о происшествии профессор не вспоминала.

Остаток занятия прошел в напряжении. Профессор Ливье надиктовывала лекцию, сидя за столом, а все записывали, страшась ее голоса, вдруг изменившегося. Он потерял привычную приятность и стал обыкновенным.

Занятие кончилось спустя вечность. Сложно сказать, чему оно было посвящено: теме или желанию заполнить время словами. Но никто, кроме профессора, не торопился уходить: начиналось представление. Шелдон не успел встать, как рядом оказалась взмыленная и разъяренная Руби.

— Ты где был, чудище лохматое?! Уже два месяца прошло! — процедила она, приглаживая волосы.

Шелдон посмотрел на нее и аккуратно, опираясь на стол, поднялся и сделал шаг вперед.

Руби послушно отошла и, замерла, пропустила не только Шелдона, но и всю его компанию, которая покинула аудиторию, не переглянувшись и не обратив внимания на оставшихся студентов.

Шелдон стоял в шаге от Руби, высокий, вытянувшийся и стройный, и только лицо все еще не потеряло следом изможденности. Вблизи он был похож на мумию некогда прекрасного юноши, наряженную в дорогой костюм.

— Я отправил тебе письмо, — сказал он.

— Письмо? — опешила Руби.

— Я был занят.

— Занят?!

Шелдон ответил не кивком, а движением век. Сомкнул их на мгновение, а потом вновь воззрился на Руби со спокойной внимательностью.

— Какое, к дьяволу, письмо?

— Ты разве не видела?

— Я?! Я вижу все! Это ты… А куда ты его вообще отправил?

— Если я говорю, что отправил письмо тебе, значит я отправил его тебе, — пояснил Шелдон.

Руби жевала губу. Еще немного — и откусит.

— И как же ты его отправил?

— Почтой.

Руби, ворча, достала из заднего кармана джинсов телефон и залезла в приложение почты. Долго листала, искала. А Шелдон стоял, не шевелясь, и ждал.

Ждали, кажется, все другие студенты, оставшиеся посмотреть выступление Шелдона Лэмба. Это премьера, все-таки лучше увидеть своими глазами.

— Какой почтой?! Мой ящик пуст! — воскликнула Руби и резво, чуть не воткнув нос Шелдона в телефон, показала ему экран.

Шелдон не смотрел на него.

— Я отправил тебе обыкновенное письмо.

— Чего?

— Обычное письмо.

— Рукописное что ли, придурок? — прокричал кто-то с задних рядов.

— Занимательная проницательность, Дороти Сальмон, — сказал Шелдон, не посмотрев в сторону кричавшего.

Руби застонала.

По аудитории прокатилась лавина хохота.

— Что вы тут разорались? Кто стендап устроил? — поинтересовалась профессор Ливье, вернувшаяся в аудиторию. Она быстро привела себя в порядок и выглядела хорошо, как и раньше.

Кто-то с задних рядов, наперебой, ругаясь с соперниками, пытался объяснить, но ничего не вышло.

Профессор Ливье улыбнулась совершенно приятно и сказала:

— Идите на следующую лекцию. Перерыв не вечный, еще опоздаете, а потом у вас ведь начнутся семинары.

Это означало, что уйти нужно поскорее.

Руби пожевала губы, вздохнула и прошипела:

— Еще одна такая выходка и…

— Не переживай, Руби. Такого больше не случится.

— Что-то я не верю.

— Иногда приходится принимать что-то на веру.

— И ты на самом деле не прогуляешь ни одной лекции, ни одного семинара без уважительной причины?

Шелдон уже сделал шаг к двери, достал очки из кармана и почти надел их, но остановился. Посмотрел на Руби, длительно и внимательно посмотрел, а потом улыбнулся.

— Я больше никогда и ничего не сумею прогулять без уважительной причины. Можешь не беспокоиться.

— Легко тебе сказать! Ты и твои дружки вообще ни о чем, наверное, не переживаете!

— Скоро и вам не придется ни о чем переживать, — сказал Шелдон, развернулся на каблуках, надел очки на нос, а потом в несколько длинных и быстрых шагов удалился.

Студенты в изумлении просидели еще немного, а потом, вновь подогнанные замечанием профессора, двинулись к выходу.

— Вот это да! Ну и идиоты! — воскликнул Шеннон, сбежавший по ступеням к Осборну и крикнувший так громко, что гений-музыкант чуть не оглох.

— Я бы покрепче словечко выбрал, но голова так болит, что я скорее сдохну, чем что-то оригинальное придумаю, — прошипел Осборн, вцепившийся в руку Грейс.

Грейс шла молча и не слушала, что говорили вокруг. Искала и, к счастью, увидела брошенный на пол листочек прежде, чем кто-то другой. Незаметно для остальных она встала на него, нагнулась, чтобы завязать кроссовки, а сама незаметно засунула листочек под длинный рукав платья. Осборн дождался, пока Грейс встанет, подал ей руку и собирался уже увести девушку прочь из помещения, как вдруг ее окликнули.

— Грейс, пожалуйста, подожди!

Жаклин Ливье сидела на краю стола и быстро покачивала ногой. Улыбка ее была настолько натянутой, что, казалось, отвалится.

Грейс остановилась. Осборна, перехваченного Руби и Шенноном, унесло по течению в коридор — он даже не успел ничего сказать.

Жаклин и Грейс оставались один на один.

Мимо проплывали студенты, сливавшиеся в сплошную кашу из темных коричневых и темных одеяний. И профессор, кажется, боролась с желанием потереть глаза. Белое одеяние Грейс отражало свет каждой лампы в аудитории. Волосы Грейс казались расплавившимся солнцем.

— Грейс, милая, мне неудобно спрашивать, но…

— Не стоит, я понимаю, что вам нужно.

Грейс улыбалась. Она аккуратно вытащила из холщовой сумки папку, достала из нее положенный в файл распечатанный документ и протянула его преподавательнице.

— Это ваше.

Ливье с недоверием посмотрела на ученицу.

— Грейс, ты о чем? — спросила она и, не сдержавшись, еле заметно улыбнулась.

Грейс поймала мимолетное движение накрашенных дорогой и пахшей премиальной косметикой губ.

— Посмотрите на заглавную страницу, — сказала девушка и улыбнулась. Тонкие и ненакрашенные губы Грейс казались почти прозрачными. Их будто не было, а улыбался сам череп.

Жаклин еще раз посмотрела на ученицу. Кто это? Лицо Грейс, а все остальное — чужое. И что случилось с этой непослушной девчонкой за какие-то несколько дней, что они не виделись? Раньше она относилась