– Может, вам вызвать скорую? Я могу…

– Не нужно скорой, – прервала я, выдавив улыбку. – Все не так плохо, как кажется.

– Тогда крем с алоэ. Тут недалеко есть аптека. Когда переоденетесь, зайдите в аптеку и купите крем с алоэ. У меня сильно сгорела спина в прошлом году, и мой парень мазал меня кремом с алоэ. Очень хорошо охлаждало.

– Спасибо. Обязательно куплю.

– Крем с алоэ. Он такой зеленоватый, продается в прозрачной пластиковой баночке.

– Зеленоватый, – повторила я.

– Ага, – кивнула она.

– Где, говорите, уборная?

– Господи, конечно, – спохватилась она. – Извините. Пойдемте.

Я последовала за ней в заднюю часть магазина в короткий коридор.

– Спасибо вам, – сказала я, когда мы дошли до уборной.

– Может, хотите взять вещи с собой и сразу переодеться? – спросила она. – Это тоже, конечно, запрещено, но раз уж я пустилась во все тяжкие…

– Хорошо, – ответила я, забирая у нее блузку и юбку. Я совершенно не понимала, о чем она говорила. – Я быстро.

Закрыв за собой дверь, я уставилась на стену. В руках была одежда, но смена казалась непосильной задачей. Я посмотрела на свое отражение в зеркале над раковиной: мокрые и растрепанные волосы, размазанный макияж, напряженное и бледное лицо. Как будто только что увидела призрака.

– Потихоньку-помаленьку, – сказала я себе и повесила новые вещи на дверную ручку. Стянув с себя мокрую одежду, я высушилась примерно половиной рулона бумажного полотенца, висевшего рядом с раковиной. Подсушившись, как смогла, я смыла с лица остатки поплывшего макияжа. Волосы были еще влажными и липкими от колы, но, в целом, я обсохла и могла натянуть новую одежду и не запачкать ее.

Она села как влитая. Очень впечатляло, учитывая, что девочка даже не спросила мой размер. По крайней мере, это должно было меня впечатлить. Застегивая блузку и молнию юбки, я наблюдала за собой как будто со стороны. И заметила, что одежда была качественной, но цена была чуть завышена; с таким же успехом человек отмечает белые стены в комнате – они просто бросаются в глаза.

А я в это время судорожно думала о том, что с каждой секундой мне все сложнее держать себя в руках. Когда я выбежала из закусочной, мною управлял инстинкт, а не осознанность, вернувшаяся после того, как Роджер плеснул в меня воды. Мое сознание представляло из себя лоскутное одеяло, запутанную мешанину памяти и мыслей, которой едва хватало, чтобы ответить на вопросы консультантки, не говоря уже о том, чтобы детально разобраться с тем, что произошло. На самом деле, я делала все, чтобы не вспоминать мелькнувшее лицо, потому что не сомневалась, что одного воспоминания будет более чем достаточно, чтобы мое на скорую руку сымпровизированное «Я» снова превратилось в руины. Я говорила, что ни разу не посмотрела девчонке в глаза? Боялась, что увижу лицо Теда – все его лица – над ее жакетом. Уверена, она посчитала меня странной.

В дверь постучали. Приглушенный голос спросил:

– У вас все хорошо?

Я взглянула на наручные часы. Сложно было сказать точно, но, кажется, я пробыла в уборной около получаса. Я выглянула за дверь, не поднимая глаз, и ответила:

– Извините. Привести себя в порядок оказалось сложнее, чем я думала.

– Ничего страшного, – ответила консультантка. – Ну как вам?

Я чуть было не спросила: «Что „как“?» – а потом поняла, что она спрашивает меня об одежде.

– Пока не знаю, – ответила я и указала на зеркало над раковиной. – В таком зеркале мало что увидишь.

– Да, верно, – сказала она. – Давайте вернемся в зал.

Я захватила свои мокрые вещи и поспешила следом. Она остановилась у зеркала в полный рост и показала на него.

– Пожалуйста.

Можно подумать, что на этом мое странное поведение могло бы и закончиться, но я смотрела в зеркало чуть отвернув голову. Не хотела увидеть, как кто-нибудь смотрит оттуда на меня. Не знаю, почему я вообще о таком думала. Консультантка заметила это, но не подала виду. Наверное, она привыкла к эксцентричным людям. Я выждала, как мне казалось, разумное время и сказала: «Сойдет» – и никакая другая фраза не смогла бы выразить мои мысли точнее.

– Вы уверены? – спросила она, – потому что если…

– Все в порядке, – прервала ее я, – честно.

Заплатив за новые вещи и положив старые в пакет, я вышла из магазина и сразу же нырнула в аптеку, где купила баночку крема с алоэ для ожога, бейсболку с надписью «Мартас-Винъярд» и дешевые солнцезащитные очки. В такой вот нехитрой маскировке – если это можно было так назвать, – я вышла из аптеки, пытаясь притвориться, что не была той самой женщиной, что верещала в ресторане неподалеку. Я понятия не имела, где находится Роджер: был ли он еще в закусочной, пытаясь объясниться и возместить причиненный ущерб, или успел со всем разобраться и теперь искал меня. На случай, если потеряемся, мы договорились встретиться на пристани, но об этом я беспокоилась меньше всего.

Я не могла оставаться на месте, а должна была двигаться, чтобы никакая Странность не могла меня настичь. Несмотря на то, что движение усиливало боль в ноге, я зашагала по улице. Боль была почти желанной: она отвлекала. Не поднимая взгляда с тротуара, я старалась как можно меньше замечать ступни и ноги проходящих мимо людей. Один раз из тумана показалась пара армейских ботинок и зеленые камуфляжные штаны, но, когда я в ужасе подняла глаза, – это был не Тед. Я ускорила шаг.

Внутренний голос подстегивал продолжать движение, и в то же время я сосредоточилась на том, чтобы забыть глаза, с которыми встретилась в закусочной. Эти разрывавшие кожу стеклянные глаза… Я была близка к тому, чтобы выплеснуть свои эмоции: закричать, заплакать или даже засмеяться. Сдерживая одно воспоминание, я была не в силах удержать другие; так и продолжала идти – выпадая из одного и сразу же попадая в другое…

…Холодный кафельный пол больничной палаты под щекой; я поднимаю голову и смотрю на койку Роджера, нависшую высоко надо мной; тело сводит очередной волной судорог, словно огромная рука сжимает внутренности; теплая кровь, пахнущая монетами, стекает по моим ногам…

…Я вхожу в гостиную Дома Бельведера, чувствуя слабый запах моющего средства с лимоном, которым доктор Салливан и ее семья отмывали дом перед выселением; задернутые шторы сияют белизной от полуденного солнца; мои руки, ноги, шея – мое тело покалывает, как будто я прошла через огромную паутину, только ее нити расходятся во всех направлениях…

…Лицо Роджера – палитра синяков; засохшая кровь в уголках губ; слабый запах перцового баллончика; распухшими губами он произносит: «Я отказываюсь от тебя»; слюна стекает по его небритому подбородку, когда он говорит: «Пусть вечной будет твоя незавидная доля»; каждое слово взрывается в моих барабанных перепонках…

…Его большой и указательный пальцы смыкаются на идущем впереди солдатике, Роджер помещает его в пространство, окруженное пластиковыми макетами домов, ставит его третьим в ряд, прямо у линии красного круга, нарисованного на столешнице; свет лампы и от окна отбрасывает от фигурки две тени; запах пластика пузырчатой обертки щиплет ноздри; Роджер заносит руку над солдатиком; он делает вдох…