Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нам туда, – сказал Томас.
Здесь было светлее, чем внизу, на земле, – почти как днем.
– А разве уже не ночь? – удивилась я.
– Ночь, – ответил Томас. – Но на Олимпе не бывает ночи. Всегда день. Я читал, облака здесь как-то по-особенному отражают свет…
За холмами, далеко за небоскребом, похоже, только закатилось солнце. И небо над зданием отливало розовым.
Неожиданно перед нами неизвестно откуда появились двое дородных детин футов семи ростом, в доспехах каких-то несерьезно-нелепых: они сияли, как золотые, все были в разноцветных камешках и еще по низу и по рукавам украшены перьями. Ой, да это же вовсе не детины-мужчины! Это же тетки – в доспехах!
– Оры, – тихо произнес Томас.
Оры не рявкнули «Стоять!», или «Ваш пропуск!», или «Катитесь вон отсюда, мерзавцы!», они пропели оперным сопрано:
– Оставьте ваше транспортное средство здесь.
Томас кивнул, слез с тележки и помог спуститься нам.
– Мы пешком туда потащимся? – завопила Вивиан.
– Да, – только и ответил Томас.
И пошел вперед по направлению к домикам. Я направилась за ним. Каблуки вкапывались в землю при каждом шаге, я сняла туфли и взяла их в руки. Ух ты! Травка была мягкой-премягкой, а земля – будто прогретой солнцем.
Вивиан туфли не сняла, а потому тащилась позади, с трудом переставляя ноги.
– Почему нас даже не спросили, к кому мы, кто мы и все такое? – удивлялась я.
– А чего и кого им бояться? Они же боги, – сказал Томас.
– А налоговая? – предположила я.
– Думаешь, боги платят налоги? – сказал Томас.
– Ну… А что – не платят?
– А какому государству они, по-твоему, должны их платить?
– Не знаю. Какому захочется.
– Думаю, им не хочется, – сказал Томас.
– Значит, они несознательные, – сказала я.
– Еще какие несознательные, – вдруг отозвалась Вивиан.
– И потом, – сказал Томас. – Налоговой сюда никак не забраться.
Мы поравнялись с домиком, возле которого сушилось белье на веревке. Один конец веревки был привязан к опоре крыльца, другой – к покосившемуся столбику с большим табло из фанеры.
Сушились две простыни, две наволочки и штук сто носков. Причем все они были полосатые. А когда мы приблизились, то увидели, что все они еще и дырявые – да не просто, а прямо-таки изодраны в клочья!
– Хм, забавно, – сказал Томас. – И кто этот любитель дырявых полосатых носков?
На табличке аккуратно, с завитушками, было написано: «Кыш. Носки мои». И все. Даже без подписи.
– Это кентавр Хирон, – сказала Вивиан. – Старый идиот. Он натягивает носки на копыта.
– Да?! – поразилась я. (Теперь понятно, почему они такие рваные!) – Но зачем?
– Для красоты, – пренебрежительно пожала плечами Вивиан.
– А может, у него копыта мерзнут, – предположила я.
– Или скользят по мрамору, – улыбнулся Томас.
– И где здесь мрамор? – развела я руками, показывая, что вокруг травка-муравка – вполне даже подходящая для копыт поверхность.
– Там, – кратко сказал Томас, показав рукой на небоскреб.
Который, между прочим, не приблизился ни на метр. Сколько же до него топать?!
– Кто пустит лошадь в здание? – сказала я.
– Кентавры – не лошади, они полулюди-полулошади, – сообщил Томас.
– Все равно, – сказала я.
– А ходят они туда на работу, – сказал Томас.
Так вот почему вокруг ни души! Все на работе в этом небоскребе.
Эту догадку я высказала вслух.
– Нет, – сказал Томас. – У греческих богов ненормированный рабочий день, то есть они приходят на работу в разное время…
– Да, – подтвердила Вивиан и добавила сердито: – Некоторым достаточно заглянуть туда минуты на три, а некоторые работают целыми сутками, ждешь их, ждешь дома, как дура…
Это она, видимо, о чем-то о своем.
– У них и зарплата есть? – спросила я.
– Нет, – сказала Вивиан.
Наверное, потому, что они сами могут получить все что захотят.
– Зачем же им работать? – спросила я.
Ну вот я, например, если бы не нужны были деньги… А вы бы – тоже бросили бы все к черту, правда?
– Ради удовольствия, – ядовито произнесла Вивиан.
– Попробовали бы они не явиться, когда их босс – Зевс, – сказал Томас.
– И кому это «кыш»? – шла и рассуждала я. – Как будто кому-то нужны его носки… И не водятся же тут воры…
– Почему же, – усмехнулась Вивиан.
У Томаса один угол рта пополз вверх.
– Что? – сказала я. – Водятся?
– Если они боги, это не значит, что им чужды… э-э… пороки, – ответил Томас, а когда Вивиан оказалась немного поодаль, наклонился ко мне и сказал:
– Ходят легенды, что Гермес как-то украл у Зевса скипетр, у Ареса – меч, а у Посейдона – трезубец…
– Да ты что! – удивилась я.
– А у Аполлона – стадо коров, – улыбнулся Томас.
Мы не заметили, что Вивиан уже рядом.
– Да, тот еще проходимец, – сказала она. – И совершенно безответственный тип. Из-за него я выпала из обоймы на полгода. А это много значит в кинобизнесе, поверьте. То есть, – спохватилась она, – я счастлива, что у меня есть Петер. Но Гермес и не предупредил, что на всю беременность мне придется запереться в доме.
– Почему пришлось запереться? – спросила я.
– Потому что Петер необычный ребенок. Другие дети в животе толкаются. А полубоги – летают. Ну вот я и парила над землей. Невысоко, в нескольких дюймах, – она вздохнула. – Ощущение странное.
Мы шли по Олимпу и ели пирожки с земляникой, которые дала в дорогу Нэнси. Корзинку мы положили в ящик внутрь дивана. Когда я ее достала, ручка у нее была сломана. А пирожки остались почти целы. Только у парочки потекло земляничное варенье через продавлины. Жаль, что мы не могли остаться на ужин у Алана – он сказал, что будут какие-то интересные гости.
– Не знаешь, кого Алан ждал на ужин? – спросила я Томаса.
– Знаю, – он улыбнулся. – Своих родственников.
– А кто они у него?
– Герцоги, маркизы, графы…
Хорошо, что мы не остались. У аристократов столько условностей и манер – кто первый встает из-за стола, как положено здороваться с незнакомыми графами, всякие поклоны и экивоки, – я бы опозорилась как пить дать.
– К тому же они привидения, – договорил Томас.