Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я могу даже сочинить новое стихотворение! – говорил им старик Алан.
Лошади зафыркали, а одна даже постучала передним копытом по каменной стене. Ну прям как дрессированные!
Напротив лестницы в стене был большой арочный проем, выходивший на крышу. Видимо, через него лошади и зашли сюда.
– Неправда, вовсе не ужасное! – вскричал Алан и пояснил нам: – До сих пор плюются на мое последнее.
И снова повернулся к коням:
– «Вечерело» и «виолончель» – это отличная рифма! Правда, Томас?
– По-моему, вполне, – сказал Томас.
Лошади зафыркали еще громче.
– Я же говорил тебе, – сказал Алан Томасу, – упрямые, как ослы. Даром что лошади!
Я подобралась поближе к Вивиан, стоявшей в стороне, и прошептала:
– О чем они спорят?
– О стихах, разве не слышишь? – пожала она плечами. И соизволила добавить: – Эти лошади возят только поэтов.
Ничего себе! Впервые встречаю транспорт, отбирающий пассажиров по интеллектуальному признаку!
– Симпатичная леди с Атлантики, завязавши ботинки на бантики…[3] – начала я.
Кони покивали. Алан повернулся ко мне:
– Им нравится, когда цитируют стихи. Но поэтом ты от этого не становишься!
Хм. Они что, все стихи на свете знают?
– И всех поэтов! – хмуро заметил Алан.
– Но дорогу показать вы можете? – раздраженно спросил коней Алан.
Те переглянулись, потом отрицательно помотали головами.
– Не на Парнас же, – взревел Алан, – на Олимп!
А через пару секунд сказал – видимо, отвечая на их мысли:
– На чем поедем, это уже наши проблемы.
Одна лошадь решительно закивала, другие, спустя мгновения, тоже.
– Ну вот и славно! – сказал Алан. – Отдыхайте, можете попастись в саду. Ваше – все, кроме грядок с табличками.
Да, грядки!
– А мы пока вытащим наш транспорт, – досказал Алан. – Идемте.
Это уже относилось к нам.
– Алан, – сказала я тихо. – Я чуть не забыла. До просил передать…
– Ах он негодник! – прочел мои мысли Алан прежде, чем я высказала их вслух. – Ах они все! Брюхоногие! – рассердился Алан и горько пропел: – Мои помидорчики! Мои «дамские пальчики»!
Я поняла, что улиткам несдобровать – наверное, их ждет серьезный разговор.
Лошадки стали выходить через проем на крышу и взлетать, я не могла оторвать от этого необыкновенного зрелища глаз. Они взлетали так легко, будто ничего не весили, и крылья их раскрывались совершенно бесшумно, как раскрываются тонкие китайские веера.
Когда мы друг за другом спускались по лестнице – Алан с Томасом шли впереди, за ними Вивиан, а я отстала, так как любовалась лошадьми, – Томас сказал:
– Что за транспорт, Алан?
Алан молчал, стуча домашними туфлями по железным ступенькам.
– Алан? – повторил Томас.
– Я думаю, – буркнул Алан. – А лимузин точно больше не…
– Не летает, – твердо сказал Томас. – Только не предлагай…
– Почему же? – сказал Алан.
Он-то услышал окончание мысли Томаса. А мы – нет.
Я вышла на воздух вслед за всеми и спросила Томаса:
– Что «не предлагай»?
– Да? – поддержала меня Вивиан.
Томас вместо ответа откашлялся. Алан посмотрел на него, хмуро сдвинув лохматые седые брови, и сказал вызывающе:
– Чего ты кхыкаешь? Отличный транспорт.
– Садовая тележка, – сказал Томас.
– Не принижай! Разве садовая тележка бывает три метра в длину? Разве она летает по воздуху? Еще скажи, что я ее держу, чтобы навоз перевозить!
– Ну, иногда, – иронично сверкнул взглядом Томас.
– «Иногда» не считается! – отрезал старичок.
Тон Алана мне показался таким знакомым… Точно! Он точно так же говорил об улитках!
– Именно! – торжествующе посмотрел на меня Алан и сказал Томасу: – Не надо тебе ничему ее учить – она и так умница!
– Что? – растерялась я.
Нет, приятно, конечно, когда вас вдруг ни с того ни с сего называют гением, но лучше бы узнать, с чего.
– Улитки и тележка! – сказал Алан. – Ты права. Я горжусь, что оно пролилось именно здесь.
– Что – оно? – не понимала я. А кто бы понял?
– Топливо с инопланетного корабля, – сказал Томас. – Тогда-то мы и познакомились с Аланом.
– Но ведь он же и так не просто человек… – удивилась я.
– Идемте же в сарай, – сказал вдруг Алан и бодро зашагал между яблонь.
– Он лизнул топлива, – тихо сказал Томас.
– И запил его Шато-Икемом, – крикнул Алан.
– И-кем-он? Запил? – тихонько спросила я Томаса.
– Вино такое, – сказал Томас.
– Значит, любой человек может стать телепатом? – Ух ты, я бы не отказалась.
– Поверь мне, я бы и не нюхал это масло, если б знал, чем это обернется! – сказал Алан.
– Нет, не любой, – сказал мне Томас. – Многие пробовали. И в лаборатории это исследовали, и наши, и инопланетяне… Совершенно особый случай. Видимо, какие-то личные характеристики…
– Моя мама была танцовщицей, – сообщил всему саду Алан, – а папа – графом!
– Не думаю, что дело в этом, – тихо сказал Томас.
– Много ты понимаешь, – проворчал Алан.
Мы подошли к покосившемуся здоровенному строению из досок, и Алан открыл – нет, не дверь, а целые ворота.
– Пришлось из-за тележки их сделать, – сказал он, – в дверь она не проходила.
Да-а, вот это тележка! Ее ручка вздымалась высоко у меня над головой.
Алан включил свет, подошел к тележке и почти нежно похлопал ладонью по дощатому ее боку (Доски были будто из какого-то баобаба – толстенные, и рисунок среза дерева словно нарисован толстой кистью. А гвозди так вообще походили на грибные шляпки).
– Да, – гордо сказал Алан. – Хороша?
– Хоть матрас какой-нибудь дай, – сказал Томас. – А вы, дамы, лучше бы остались меня ждать в замке. Тряска в лимузине по сравнению с той, которая вас ожидает в этом чуде, – просто покачивание колыбели.
Вивиан, сморщив нос, тронула пальцем тележкин бок:
– Да она вся в занозах.
– Зато внутри я сделал скамейку! – гордо сказал Алан.
Томас заглянул внутрь – благо его рост, в отличие от моего, позволял: