Это стало сразу мне подозрительным. Вызвал Райхмана и говорю:

— Кто это Матье?

— Разве вы не знаете? Это тот комиссар, с которым я уже имел дело.

Райхман уже дважды попадался — в 38-м и 39-м г. Как-то выкрутился. Был шум, что он фабрикант фальшивых паспортов. Но точно никто ничего не знал. Только пошел слух, что он фабрикант «сапог» для немцев. Что немцы готовят паспорта на случай десанта.

Матье был полицейским комиссаром, который накрыл тогда Райхмана. Райхман сказал мне:

— Я встретил Матье, и он сказал, что теперь работает для движения Сопротивления. Готов нам помочь.

Я спросил:

— Какого Сопротивления? Я запрещаю поддерживать с ним какие бы то ни было контакты.

Но тогда я уже не сидел в Бельгии, только наезжал.

Приезжаю через месяц и узнаю, что наш Паскаль дал фотографии (Паскаль-Ефремов). Он был, кажется, капитаном совармии, когда в 38-м г. приехал в Бельгию. Кличек у него было очень много. Называлась эта группа Бордо. Внутренняя кличка его — Бордо. Настоящее имя Константин Ефремов. В Бельгии называли его Бордо или Поль. По линии ГРУ была кличка Паскаль.

О Ефремове в шлюсс-протоколе рассказывается тоже. Там где это надо, указывается точный день ареста людей. У Ефремова это не указано. Дело в том, что Мюллер отправляет этот документ в суд. Он не уверен, что протокол попадет в руки других. А с Ефремовым произошло дело так: он был арестован в конце июля или в первых днях августа 42-го г. Вопреки моему запрету, Райхман подготовил встречу Матье с Ефремовым для изготовления паспорта. Так его накрыли и арестовали, Кент тогда еще не был арестован. Я считаю, что Ефремов была первая самая крупная сволочь, который после первых двух дней ареста сообщил все в гестапо. Его арестовали как финского гражданина. Проходит четыре дня, он появляется на квартире у себя в Брюсселе. Сказал хозяйке, что я не буду здесь несколько дней, у меня неприятности с паспортом, но все остальное в порядке. Вызывает к себе Шнайдер{68}, ту, которая работала вместе с Венцелем. Сказал ей:

— У меня были неприятности, но неприятности кончились, мне удалось доказать, что все в порядке, но с неделю я все же не буду здесь находиться.

Об этом меня уведомили немедленно. Я отправляю в Брюссель Гроссфогеля и еще одного товарища, чтобы выяснить, что там происходит.

Ефремов неделю не появляется. Через неделю заявляется к Шнайдер с кем-то из гестапо и говорит ей:

— Скажу тебе откровенно, я арестован. Нам нужно спасать свою жизнь. Знай одно: немцам все известно, продолжать работу бессмысленно. Надо нам как-то договориться. Тебе советую вовлечь в это Венцеля, убедить его. Черт с ним, с Отто, он выкрутится, а мы останемся, и все свалится на нас. Ты немедля должна дать ответ. Имей в виду — если ты попытаешься уведомить Отто, тебе будет конец.

В тот же вечер Шнайдер пришла домой и рассказала все мужу. Ночью ее все же арестовали, а через сутки выпустили. Она должна была явиться обратно после разговора с Венцелем. Тогда она бежала в Париж. Там она знала Харри. Через Харри дошла до меня. Я решил, что ей надо немедленно исчезнуть и не возвращаться в Брюссель. Поселили под Парижем. Немедленно сообщил об этом в Центр. Получил ответ:

— Отто, вы ошибаетесь. Верно, что у Паскаля были неприятности, но он уже свободен и предлагаем вам встретиться с ним в Брюсселе в назначенный день. От него уже поступили соответствующие шифровки.

Этот ответ поступил по линии Гроссфогеля. Мы посмотрели друг на друга:

— Что здесь происходит? Нам не доверяют?

Мы взяли человека, послали в Брюссель на место встречи, и тот все уточнил. Как пришел Ефремов, как с трех сторон стояли машины. Не хватало только того дурака, который по указанию Центра должен был сюда явиться. Это всплыло после моего ареста, когда Гиринг мне говорил, что когда вы еще не были арестованы, мы были уже сильнее вас. Я говорю, почему вы были так уверены, что и тогда с вами Центр не играл. Дайте доказательства. Он ответил:

— Вы получили указание из Центра, что у него все в порядке и была намечена встреча.

— Да, — возразил я, — но почему встреча не состоялась?

Тут они переглядываются.

— Слушайте, — говорю я, — мы все уже тогда знали и продолжали игру с вами.

Для меня было уже ясным, что Ефремов завербован гестапо.

Позже я узнал другое. По национальности он украинец. Гестаповцы обратились к его украинским националистическим чувствам.

— Кому вы служите, — говорили ему, — жидам и коммунистам.

Его взяли на восемь дней в Германию, начали показывать ему чудеса, что происходят в Германии. Привезли обратно в Брюссель в большом почете, и тогда началась главная акция — ликвидировать Венцеля. Он еще работал, и у нас с ним были контакты. Шнайдер мы отправили в Лион. От Шнайдер Венцель через ее мужа уже знал, что происходит. Для нее были подготовлены документы для отъезда в Швейцарию. Но она была дура, думала, что все закончилось благополучно. Через три-четыре месяца приехала в Париж к знакомым и была арестована.

Гестапо утверждает одно: первым был арестован Венцель, а потом Ефремов. На самом деле наоборот, и арестован Венцель был самое меньшее через месяц после Ефремова. Гестапо утверждает, что Венцель был тем человеком, который раскрыл шифр берлинской группы. Абсолютная ложь! Венцель никакого шифра берлинской группы не знал. Нашего шифра не знал, имел собственный шифр. Венцель был арестован не в августе, а в первых числах сентября. Что говорится об этом в гестаповском шлюсс-протоколе? Теперь известно, что

Ефремов в первые дни своего ареста дал гестапо свой шифр. К 22 декабря Венцель уже бежал от гестаповцев. Об аресте Венцеля шумел весь Брюссель, как произошел его арест. Он выбрался на чердак, бежал по крышам, отстреливаясь. Когда-то он мне говорил — если меня схватят, смерти я не боюсь, но они меня изрежут на куски за то, что я работал в Коминтерне. Он работал в отделе МА — милитераппарат партии{69}. Был известен в Гамбурге, там его уже разыскивали. С ним они имели особые счеты. Для меня было ясно, что Венцель сделает все, чтобы как-то сигнализировать в Центр о происходящем, о том, что немцы затевают радиоигру. Я надеюсь, что в один прекрасный день мы Венцеля найдем и тогда все это уточнится. Вероятно, когда они начали с ним разговор, он согласился — могу вам содействовать. Он был искуснейшим радистом. После побега немцы боялись — они знали, что радиста можно узнать по почерку, знали, что он один из самых крупных специалистов. Собственной сети он не имел. Имел одну или две связи в Германии. В руках гестапо Венцель был очень недолго. После моего ареста я выспрашивал о Венцеле. Гиринг ответил:

— Венцель? Никогда в жизни мы с ним не будем работать. Он изменник, предатель, сволочь.