закрыл глаза и приступил к простановке рун. Лишь бы только эта паскуда не успела убить кого-нибудь окончательно. А даже если попробует, то к этому времени палец у меня будет, что называется, на курке.

Одна руна, две руны, три руны…

Ещё штучки три хотя бы, и можно будет начинать. В экстренном случае! В идеале, конечно, нужно проставить все девять и перенести всех разом.

Четыре руны, пять рун, шесть рун…

И тут:

— А-АААА-АААА!!! — клянусь, я так и понял откуда взялся батя.

С первобытным рёвом, мой родитель выскочил из толпы нейтралов и побежал на Ларса. В руке у Романа Романовича был револьвер…

* * *

НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ТОМУ НАЗАД

МИР, В КОТОРОМ РОМАН РОМАНОВИЧ ИМЕЛ НЕОСТОРОЖНОСТЬ ПОТЕРЯТЬСЯ

— Не обманешь? — в сотый раз переспросил Роман Романович, и в сотый же раз потрогал языком десну на месте вырванного зуба.

— Не обману.

— Ну ладно. Смотри у меня!

Оглядевшись и удостоверившись, что пещера пуста, Апраксин отпер дверь темницы и освободил таинственного правителя таинственного мира. После всех тех стрессов, что он испытал на алтаре в кругу безумных бабищ из ковена, Роману Романовичу стало его жалко. По-человечески и по-мужски.

Всё-таки когда власть в свои руки берут безумные бабищи, — а в особенности безумные бабищи из ковена! — мужикам как никогда следует держаться вместе.

— Выходи…

Впрочем, никакого подвоха не было. Гор не врал Апраксину. Всё, что он говорил про себя было чистейшей правдой. И про то, что он некогда был правителем мира. И про то, что он единственный в своём роде артефактор. И про психопатку дочь.

Однако дьявол крылся в мелочах, и вот почему:

Во-первых, Гор был правителем несколько тысяч лет. Но не благодаря руне бессмертия, как это принято у сильнейших магов, вовсе нет! Он не разбазаривал слоты просто так. Будучи мутантом-артефактором с именной руной, пожалованной ему лично Ткачами, он нашёл для себя иной путь долголетия.

Чуть более подлый.

Чуть более кровавый.

Однако столь же действенный.

Гор был НАСТОЛЬКО талантливым артефактором, что изобрёл магическое оружие, способное менять души стрелка и мишени местами. Изобрёл и нисколечко не чурался отбирать чужое тело и чужую жизнь, чтобы продлить свою.

Так что душа Гора действительно жила тысячелетия, а вот оболочка с изрядной регулярностью менялась. И да! Дочь-психопатка — это именно та принцесса, которая безумно хохотала в день «Мужицкого Дождя», который устроил присланный нейтралами портальщик Яр.

И именно Гор подарил Яру однозарядную пищаль, которая буквально спасла его и демоницу Ши-Изу в день, когда за ними погнался мясной колобок Хаоса.

Но то была пищаль, а сам Гор предпочитал пользоваться…

— Стоять! — закричал Роман Романович. — Это что у тебя⁉ Топор⁉

— Топор, — кивнул Гор и, прикрывая ладонью глаза, вышел из темноты своей одиночной камеры.

— Ну-ка положи его!

— Зачем? — старик подбросил топор на руке, аккуратно поймал за набалдашник и протянул Роману Романовичу рукояткой вперёд. — Вот, возьми. Я не очень-то умею обращаться с холодным оружием.

— Так и я тоже.

— Возьми-возьми. Ты посмотри на меня, — ухмыльнулся Гор. — Я дряхлый старик. Ну что я могу? Если дело дойдёт до драки, то лучше, чтобы он был у тебя.

— Логично, — кивнул Роман Романович и таки принял оружие.

— Нам туда, — указал Гор и шаркая побрёл вдоль по пещере.

Путь был долгим. По лабиринту мрачных коридоров, на свежесть ночной прохлады, Апраксин и свергнутый король выбирались наружу. Дважды им пришлось затаиться, чтобы пропустить патруль ковена, однако в целом всё шло хорошо.

— С кем ты здесь? — всю дорогу расспрашивал Гор.

— С сыновьями.

— А как зовут сыновей?

— Старшего Лёха, а младшего Ярик.

— М-м-м… понятно. А ещё дети есть?

— Да, есть. Две дочки, — вываливал простодушный Роман Романович, будто на интервью или же… на допросе.

Гор в свою очередь жадно впитывал. Ему было интересно всё. Как Апраксин попал сюда, откуда, что за порядки в его мире, как он называется, и так далее, и тому подобное. Роман Романович искренне думал, что старик просто заскучал в одиночестве, но правда была куда страшней.

— Выбрались! — счастливый Апраксин выбежал из пещеры. — Выбрались! Ах-ха-ха! Ну наконец-то!

И в тот же самый момент услышал за спиной щелчок взводимого курка и зловещие слова старика.

— Здесь наши пути расходятся, — сказал Гор, а затем раздался выстрел.

Бах!

Роман Романович не сразу понял, что произошло. Слишком уж это было странно. Внезапно он увидел себя со стороны. Да и помимо этого! Теперь Роман Романович смотрел на мир подслеповатыми глазами, с тяжёлым присвистом и кое-как вдыхал воздух, а простата… кто ж знал, что внутренний орган можно ощущать столь чётко во всех его границах и очертаниях⁉

— Какого хера⁉ — спросил Апраксин, но не узнал свой голос.

Да-да-да. Он находился в чужом теле, а его, — Романа Романовича, — тело тем временем уже замахивалось топором на его… новое тело? Или его старое… Или на него… Оно… Его, чужое, пять, десять, пять, пятнадцатого… Кто вообще на кого замахивается-то⁉

— Ач-ч-ч-чорт!

Сталь блеснула в свете луны, топор отправился в полёт и…

Бах!

Выстрел был чисто рефлекторным. Роман Романович ещё до конца не успел осознать произошедшее, а потому его спасло чистейшее наитие. Наставив револьвер на своё собственное тело, Роман Романович нажал на спусковой крючок. Душа Апраксина полетела обратно, по пути разминувшись с топором.

Хрусть! — сталь вошла в череп старика.

Гор удивлённо заморгал и спустя пару секунд осел на землю, будто тряпичная кукла.

— Я убил человека, — с ужасом прошептал Апраксин, поскольку был свято уверен… да и не то, что уверен! Он сам видел! Сам видел, как метнул топор в старика!

То есть в себя!

Или не в себя?

Со стороны вроде как и…

Или это не он метнул?

Или он?

— Ач-ч-чорт…

Апраксин долго стоял над телом. Долго думал. Долго переваривал весь этот ужас и пытался разобраться в том, что же с ним произошло. В конце концов Роман Романович смекнул что к чему, сунул револьвер в карман и побрёл в сторону города.

О случившемся он решил никому не рассказывать…

* * *

Бах! — раздался выстрел, однако из батиного револьвера ничего не вылетело; ствол поскупился даже на облачко дыма. Однако Ларс почему-то дёрнулся. Почему? Да хер его знает почему,