Я вот смотрю и на старости лет не понимаю: как в стране может быть столько детдомов, если столько церквей? Или что?.. церкви пустые, зато детдома полные?

– Души, наверное, пустые! Потому и детдома полные! – неожиданно серьёзно сказал Ромка.

4. Печать

Странное дело: справедливости на свете нет, а несправедливость – душит.

Евгений Гришковец

– Про меня все говорят, что я громкий и меня всегда много!.. Это я вас заранее на всякий пожарный предупреждаю, – сказал Санька, переступая порог на следующее утро, – А я думаю, это хорошо. Ну и пусть меня будет мно-ого, – он обвёл руками огромный шар. – Много-много, чтоб в меня целая Вселенная так хоп и влезла! А то меньше – как-то скучно… Тривиально! – добавил он умное слово.

– Обязательно влезет, – неожиданно подтвердила Марина. – Куда ж она от тебя да от всех нас денется, если она для нас и создана.

– Правда?

– Ну конечно, правда! Бог нам дарит всё, что у Него есть. Только не сразу, а по мере готовности. Нашей готовности. Он-то всегда готов.

– Подарил бы уж тогда всем бессмертие.

– И его дарит.

– Да вы оптимистка, тёть Марин!

– Про меня все говорят, что я оптимистка. А я думаю – ну, и пусть я буду оптимисткой, – в точности по Саше нарочно повторила Марина. – А то иначе было бы как-то скучно. Тривиально.

– Да мы с вами, я чувствую, споёмся! – оглядев её, сказал Саша. – Знаете, я вчера до знакомства с вами планировал, что сёдня пойду к своим девушкам, но встретил вас и изменил свои планы, потому что с вами и Ромкой мне поговорить важнее.

– А у тебя что, есть девушки? даже во множественном числе?

– Да-а, я тут позавчера познакомился. Одной 17, другой 19. Я у них даже в гостях был. Они так-то обе красивые, я так пока не решил, кого из них люблю. Так что пока они как бы обе – мои девушки. Мне вообще своего возраста девчонки не нравятся: они лет до четырнадцати ещё все тупые, как тумбочки – ну, малявки же ещё. А мне нравятся кто постарше. А тебе какие нравятся? – спросил он Рому.

Тот покраснел.

– Да мне… никто пока не нравится.

– Ну ты даёшь! Ну, ладно, вырастешь ещё – полюбишь! Хотя-я… а может это ты и правильно, что до сих пор не влюбился. Заче-ем!? Некоторые называют любимых "солнышками"… а солнышко-то, между прочим, си-ильно башку печёт! Вот так вот допечёт какое-нибудь "солнышко"!.. лучше уж не жениться, чтоб солнечного удара не было!

– Да ты, видно, совсем знаток в этом деле, – невольно улыбнулась Марина.

– Ну, знаток не знаток, а отец с матерью то и дело дрались. Она его хрясь сапогом, хрясь, а он её: "с-сука-сука!" – и об стол башкой… Такая вот она, любо-овь-то. Такие от неё потом "солнышки" под глазами бывают! И я после этого решил: и жениться никогда не буду… и пить не буду, и курить не буду. Всё-о! здоровый образ жизни. Пить, курить и жениться – это отстой! Влюбляться можно, а жениться не фиг – плоди-ить ещё всяких дураков, типа меня! Если б меня спросили, я бы лучше не рождался!

– Тогда б мы с тобой не встретились, – резонно сказал Ромка. На это Санька не нашёлся, чего ответить.

Он повернулся, нечаянно споткнулся о кошку и чуть не упал.

– О, у нас тут штормит! – засмеялся Ромка. – Равновесие трудно держать. Так что лучше давай садись. Мир держится не на трёх китах, а на трёх котах. А если их поманить с неба рыбой, то мир вообще перевернётся. Так ведь, да, Шампуська? – и Ромка поднял кота. Против солнечного луча тот вдруг засветился пушистым ореолом.

– О, ты у нас прямо – солнечное затмение! – обалдел Ромка.

– Почему?

– Ну, вон смотри – прямо такая солнечная "корона" вокруг кота получается.

– А вокруг меня – тоже, если я так встану.

– Да-а, ты вообще, получается, пушистый! В смысле, волосатый.

Лето вступало в свои права и красило людей загаром. Волоски на руках и ногах мальчишек начали выделяться светло и золотисто.

– Мам, я представляю, как будто это такое войско идёт – всё копья-копья… тысячи копейщиков. – оглядел себя Ромка. – Ну-ка, а у тебя?.. О, а что это такое?

У Саши на загорелой коже руки ярко белел круглый "глаз" застарелого шрама.

– А это меня так в пацаны принимали. Прижигают те` руку сигаретой – а ты должен терпеть и никому потом не накозлить! Ещё из рогатки такой – бывает же такая на маленькой резинке, – в упор жёваной бумагой стреляют, опять – молчи и никому не накозли. Тогда ты – пацан. У нас же там целая система продумана… ну, не у нас, конечно – у больши-их пацанов, они же всем в детдоме руководят. Я так-то всё – норм прошёл!

– Я б ни за что не согласился бы, чтоб меня так… "принимали"! – возмущённо сказал Ромка.

– А кто б тебя спросил! – усмехнулся Санька.

– И у вас это считается нормально!?

– Ну, наши говорят: типа всегда так было…

Да, то, что было "всегда", обретает право на существование как бы уже автоматически, безо всяких других аргументов. Впрочем, сила, и вправду, "всегда" была главным аргументом.

– А если кто-то всё-таки "накозлит"?

– Ну всё, Афанасий ему будет, как у нас говорят!

– Ну, а как можно не заметить ожог на руке? Или воспитателям типа всё равно…

– Ты-ы, чудак-человек, ты думаешь, тебя там воспитатели воспитывают, что ли?.. Да тебя там старшие пацаны воспитывают! Воспитатели, учителя там всякие – это же всё так… у них же никакой власти нет. Пацаны – это сила.

Издали в открытое окно донеслась музыка… и обрывок "патриотического" разговора:

– А сёдня у нас чё за праздник?

– Да день России какой-то.

И хотя по контексту было ясно, что "какой-то" относится, скорее, к дню, чем к России, всё равно звучало очень символично. Какой-то очередной день какой-то России… В ней всё – "какое-то". В ней горят золотые купола, о чём-то нам свидетельствуют – мы не замечаем! Рядом… сигаретой прижигают ребёнка – мы не замечаем! Как-то живём… в какой-то день, на какой-то Земле, в какой-то там России. "В день, какой неведомо, в никаком году…"

А рядышком, для некоторых, открыт "портал" в параллельный мир.

Восход новой жизни в нём должен запечатлеться ожогом. Традиция! Вот нравится же сволочам во все времена изгаляться над младшими! Интернат – это, в первую очередь, школа издевательств, а уж потом – всё остальное. Для любой профессии нужна специальная