система обучения – лучше всего, если многоуровневая. Кадры надо готовить с детства. Вот Верховный Издеватель их и готовит. Садизм – это же "профессия", да ещё какая: в ней возможен почти бесконечный карьерный рост и совершенствование. Интернат – школа, армия – институт, зона – академия. Есть и свои отличники учёбы, и передовики производства.

И в тоталитарном Государстве, и в Интернате равно присутствует извечная суть: сломать и подчинить… но не просто подчинить, а так, чтоб больно было. Всякая страна в разные моменты своей жизни может быть либо домом, либо детдомом. Чем больше государство замкнуто на себя, тем больше оно похоже на интернат. И народ его – истинные детдомовцы.

Толпа вообще обладает коллективным сознанием подростка. Смесь из крутизны, пошлости и "справедливости" – вот он, Толподросток. Толпе обязательно нужен вожак и обязательно – те, на ком можно отыграться.

– Это нелюди какие-то! – возмущался вечером Ромка, уже после того, как Саша ушёл.

– Не-ет, Ром – в том-то всё и дело, что это люди. Если б все сволочи были – нелюди, тогда на людях не было бы никакой ответственности. А так, не-ет – вся ответственность на нас. Они – это тоже мы. Они делают, потому что мы что-то не делаем.

– Я понял, мам, что мы должны…

– Понял – держи пока при себе, Ром. Мы все всё знаем. Всегда! Теоретически всегда знаем…

– Ну всё-таки, ну мам, как они могли не замечать такой ожог!?

– Я думаю, они не хотели заметить. Так им было проще.

– Почему-у!?

– Ну, люди "не видят" какие-то вещи не потому, что вправду не видят, а потому что… "видят" только то, что хотят. Не их же ожог: не на их руке! не на руке их ребёнка – так зачем его видеть? Зачем раздувать скандал? Так ведь можно и работы лишиться. Заметишь и раздуешь – сам же и будешь виноват, что не уследил. А так… никто не видит – никто не виноват. Пока все дружно чего-то не видят, этого как бы и нет! Как, например, в годы репрессий целая страна могла "не видеть", что сажают лучших людей, ни в чём не повинных! Чьих-то друзей, чьих-то родных. Или как в гитлеровской Германии никто "не видел" лагерей смерти. Вот не хотели – и не видели!

– Но мы-то же с тобой не такие, мам… Эх, ж-жалко, что я ещё не вырос! Вообще жалко! Если б я был старше, я бы пошёл и просто морды разбил всем этим подонкам. Или даже… плохо, что сейчас не старые времена – плохо, что дуэлей нет! Таких же просто стрелять надо или шпагой их… чтоб не было таких садистов на Земле!

– Ну, садисты и подонки были, к сожалению, и тогда, когда были дуэли.

– Знаю, мам! Но вот почему на свете сто-олько хороших людей – и они за всё время так и не смогли сделать хорошо? за всю историю не победили плохих?

– Эх, Ром… Попробуй-ка мечом сражаться с грязью! А что? Выпад, выпад, взмах, ангард, опять выпад… Например, стоишь и отрабатываешь всё это на навозной куче. И ты, и меч, и всё, что вокруг – всё будет в навозе. А самого навоза от этого меньше не станет.

Марина про себя вспомнила героев Достоевского. Легко сказать: "Расстрелять!" – как Алёша Карамазов про того генерала, который затравил собаками дворового мальчика. Генерала-то, может, и расстрелять. Ну, а если те, кто травят ребёнка… сами ещё почти что дети. Вот ведь странное и страшное самообслуживание! Тут уж как скажешь: то ли никто не виноват, то ли все виноваты. Всех на свете расстрелять не получится. Вот ведь хорошо устроился Верховный Издеватель.

"Сделать что-то". Легко сказать.

В своё время лучшие английские писатели и общественные деятели познали на своей шкуре всю глубочайшую несправедливость Империи, викторианской морали, именно через то, что она допустила и, если так можно сказать, "благословила" безобразные интернаты – рассадники детской дедовщины. Так же и для отпрысков русского духовенства главным "откровением" на всю жизнь стала бурса – мерзкая закрытая школа. "Откровение" было таким сильным и незабываемым, что многих отторгло от Бога… и уж само собой разумеется, от государственного "Православия, Самодержавия, Народности".

Интернат - одно из самых сильных обличительных откровений о Государстве. И часто не менее значимый и зловещий его символ, чем тюрьма. Противопоставление Детства и Государства – одно из самых контрастно-чудовищных. В современном мире оно, кажется, вот-вот готово воплотиться в набирающей силу "ювенальной юстиции". Если в малых диктатурах – малые интернаты, то великая империя антихриста вся – один большой Интернат.

Так парадоксально и тошно, когда масса взрослых людей – целое государство, целый мир! – бессильна защитить одного маленького человечка, вроде бы, оказавшегося… "под защитой" государства. Так тяжело, когда не можешь позволить себе не сделать… и не можешь почти ничего сделать. Когда очень трудно, мы привыкли говорить себе "невозможно". Разве что, если поставить впереди одно маленькое слово "почти", суть самоприговора несколько меняется…

Да, наш мир – жестокий детский дом с жестокими играми инфантильных садомазохистов. Иррациональные взаимные издевательства в нём настолько стали нормой, что воспринимаются как самое рациональное мироустройство. Наверное, у сирот, уверовавших, что нет Отца – и никогда не было! – по-другому и быть не может.

Когда нет мамы – тут как тут всякое быдло из детдома, а когда человеку кажется, что нет Бога – тут как тут быдло, спадшее с небес. Только и караулят, чтоб сигаретой прижечь, свою метку на человечка поставить: "Наш!" И не рыпайся.

Пасха – это приход воскресшего Отца в детдом. Но только когда ж мы Его дождёмся?

Сент-Экзюпери, чудом спасённый после аварии в пустыне, вспоминал, что не столько мучительна сама жажда, сколько её производные: нестерпимое пересыхание языка и гортани, слабость и жар. Так и нас мучает не столько духовная жажда от разлуки с Богом (разве мы помним, как оно было с Ним?), сколько её производные: всеобщая отчуждённость и агрессия, болезни, страдания – бедлам, детдом…

Когда мы далеки от Бога – это всегда больно. Причём, напрямую, физически. Те, кто думают, что только моральными страданиями разлука и ограничится, крепко ошибаются. Ад начинается ещё на земле, а мы сами его строим, временно, до сроков, исполняя обязанности рогатых. Детдом подстерегает детство, как капкан в траве. Его очень неправильно назвали: это не детский дом – это наоборот, место, где люди раз и навсегда прощаются с детством.

Ни Бог, ни сатана не смотрят на возраст. И вот как пройти-проползти с