Странное дело: летом, даже просто выглянув из окошка, чувствуешь себя уже на природе. Особенно, в первые дни – отвыкнув за 9 месяцев от этого рождества новой всеобщей жизни. Всё живое!

Вспоминаешь, бывало, начало лета в школьные годы. Оба слова – Начало Лета, – надо писать только с большой буквы. Это же подлинный Новый год! Впереди – 92 дня свободы! Если детство – самая радужная пора жизни, то в самом детстве есть какое-то… ещё большее Детство. Оно-то и называется Лето. И наверное, логично, что День защиты детей – именно 1 июня: самая красная дата в году для всех детей… по крайней мере, "школьнообязанных". Каникулы, пока они впереди, кажутся бесконечными, как жизнь. До сентября ещё далеко-далеко, как до старости. Да будет ли он вообще?

Шумит-шелестит Лето Жизни. Кажется, вечны мы и вечно оно! Хотя, пожалуй… не кажется, а так и есть. Это, наоборот, кажется, что оно когда-нибудь кончится. Осень – вовсе не конец Лета. Это просто переход на другую орбиту, которая по касательной сначала уводит нас от него, а потом снова приводит. Само Лето бесконечное, вневременное. И Жизнь – вневременная…

В нашем мире столько временных удовольствий (за которые, в основном, надо дорого платить), что мы слишком часто путаем их со счастьем. Но по-моему, единственный критерий настоящего счастья – насколько твоё созерцание мира в этом состоянии возвращается к детскому. Если ты вновь, хоть на какое-то время, видишь всё, каким видел в детстве – значит, это возвращение из "Матрицы" в реальность.

И стоишь, и смотришь, и вспоминаешь, и просишь Того, Кто всё может:

"Отпусти нас в те широты, где счастье, отпусти нас в ту долготу, где мир в душе. Отпусти нас в те края – на карте или на календаре, – где всё встанет на свои места".

А Он, наверное, ответит: "Да Я разве не пускаю – вы же сами не идёте!"

Лето – уже которое по счёту! – идёт… а мы не идём.

Нет, уж сегодня-то с нами точно что-нибудь произойдёт!"

Первый в году выход к реке: к зримым Дверям Лета. Только сегодня они окончательно распахнулись. Только с этого порога Лето по-настоящему начинается.

Дует ветерок, как сквозняк в дверях. Течёт река.

Стоишь-стоишь на пороге высокого обрыва и вдруг понимаешь, вопреки математической логике, что полжизни прошло, но вся жизнь впереди! Это – формула вечности. "Ещё не жаль огня, и Бог хранит меня". Сохранил в катастрофе – сохранит и впредь. Жизнь – чистый лист, и надо опять с радостной готовностью ждать, что же Бог теперь на нём напишет. Лишь бы твоя книга всегда была тобой открыта. А уж Он-то напишет точно.

"В самом царском городе российской провинции должно же с нами что-нибудь интересное случиться!?"

Марина с Ромой шли вдоль крутого берега искать удобный спуск к воде. Идти пришлось довольно долго.

А небо лучилось зноем. Прятались в нём лишь самые лёгкие облака: "вздохи жары". Почему-то от них было хорошо. От одного взгляда они будто подхватывали твою душу, как ангелы: с ними легче шагалось, как на крыльях, как под веерами. Глянешь вверх – и нет пекла, а есть Тепло.

Облака. Тайна самой-самой глубокой летней глубины…

– Мам, а как ты думаешь, "лето" – от слова "лететь". Или "лететь" – от слова "лето"?

– Не знаю. Спроси у него сам, – предложила Марина.

– Да ведь оно не ответит, я думаю!

– Значит, кто-то другой за него ответит. Вот щас появится кто-нибудь прямо посреди жары, подойдёт к нам и скажет: "Здрасьте. С летом вас!"

– Здрасьте!

С мамой и сыном поравнялся мальчишка на велосипеде – шустрый наездник ромкиного возраста с коротко стриженной, пушистой, одуванчиковой макушкой. Да, одуванчик на велосипеде… или репейничек – немножко ёжиковатый, с твёрдыми пушинками. Марина почему-то про себя решила, что его зовут Серёжа… по волосам, что ли, решила. Переливались на солнце искры волос и спицы колёс.

Собственно, это "здрасьте" необычным совершенно не было: в глубинке дети традиционно здороваются со всеми взрослыми – знакомыми и незнакомыми. И взрослые друг с другом здороваются.

Но мальчишка, кажется, был непрочь и "кроме здрасьте" поболтать.

– Что, любите рекой любоваться? – поинтересовался он.

– Да.

– Я, прикиньте, тоже люблю. А вы здесь, наверное, новенькие? Я вас раньше что-то не видел.

– Ну, зато сейчас увидел, – улыбнулась Марина на такую приветливую провокацию. – Будем знакомы. Я Марина, а это мой сын Рома. Роман Палыч.

– Очень приятно. Саша! Александр Сергеич… но не Пушкин. Вы меня только Пушкиным не дразните… а то все достали уже! А вы видели, вон там змея валялась?..

– Да-а, ещё как видели! – включился Ромка.

– Это я её переехал… нечаянно, конечно. Я специально-то никого не переезжаю: все же жить хотят, правильно, да? Даже змеи. Просто на скорости ехал. Думал, шланг – оказалась змея.

– Бы-вает! – сказал Ромка.

Нет, это какое-то волшебное чувство! Как Гэндальф появляется в начале фильма "Властелин Колец": "Маг не приходит поздно, Фродо Бэггинс. И рано тоже не приходит".

Саша появился из этой жары, как мираж, прилетел с тополиным пухом, воплотился из чуда под названием Начало Лета. Но сам-то он не был ни миражом, ни пухом – он был обычный, ещё какой настоящий, всамделишний мальчишка из плоти и крови. Миражи на велосипедах не ездят, тополиный пух не изъясняется на подростковом сленге.

Про такие случаи на современном жаргоне говорят "нарисовался". Но Марина, как художница, не видела в первосмысле этого слова ничего пренебрежительного: Бог просто нарисовал нового человека в панораме мира. Своего мира и нашего.

В общем, Санька ворвался в "чужую" жизнь на полном ходу, и к концу дня уже ни он, ни Ромка с Мариной не могли представить, что не были знакомы всю жизнь.

– Ну и как вам наша гора? – обернулся Санька, гордо стоя на фоне обрыва.

– Козла не хватает… – театрально повертел головой Ромка.

– Как это не хватает! – искренне удивился Санька. – У нас козлов много.

– Есть такой анекдот, – сказала Марина. – Взяли орки в плен эльфа и требуют от него: склонись ко злу!.. склонись ко злу!.. Он в конце концов не выдержал: ну ладно, ведите сюда вашего козла – поклонюсь ему!

Ребята засмеялись. Над ними взошло облако такое ослепительное, что даже смотреть больно. Целую Антарктиду кто-то вознёс в небеса. На земле жара, а вверху – холод и льды. Царство Деда Мороза. Не в Устюге его дворец, а вот здесь, прямо над ними. Жара морозу