– У меня есть деньги, самоцветы. Я сделаю тебя богатой.

Женщина залезла во внутренний карман кожаной куртки – куртки Нилит – и достала крупный рубин.

– Ты уже меня обогатила, и, несомненно, сделаешь меня еще богаче, а? Людям на юге больше нравятся живые рабы, а не тени. Ты, похоже, из хорошего рода, а? Скорее всего, ты станешь хорошей игрушкой для одного из герцогов Белиша. Как говорится, призрака не трахнешь. Живое тело лучше.

Ее покрытые сажей руки потянулись к спутанным волосам Нилит. Женщина гладила их грубо, время от времени дергая за них. Затем она похлопала Нилит по распухшей щеке.

– Еще и симпатичная. Была. Так ведь, а? – Ее язык, черный от пепла и табака, лизнул Нилит, прошел от подбородка до лба. От мокрого прикосновения в порезах вспыхнула боль, и Нилит дернулась. – Если тебе повезет, сегодня я отведу тебя в свою палатку, а не отдам одному из этих гадов.

Женщина поднялась с колен и оттолкнула собравшихся рядом дружков.

Они завопили, застонали; Нилит услышала, что с губ женщины сорвалось слово «позже».

– Как тебя зовут? – бросила ей вслед Нилит, с трудом выговаривая слова.

Ее тюремщица остановилась.

– Ладно, это я тебе скажу. Ты разговариваешь с Кроной из банды «Упыри».

Один тощий мужчина, оставшийся рядом с Нилит, скалился и бросал на нее безумные взгляды. Скоро его куда-то позвали, и Нилит могла лишь смотреть на расплывающийся костер и слушать ржание Аноиша. Рядом стояли угловатые ездовые жуки, их панцири поблескивали в свете звезд. У костра сидели фигуры, и некоторые из них были не такими плотными, как другие. Какие-то светящиеся пятна бродили между сидящими, уклонялись от ударов и разбегались, если кто-то начинал орать.

Дети. Тени, заколдованные рано, вырванные из невинного детства и аккуратно убитые. Еще одно модное поветрие в Арке. Мысли об этой моде всегда вызывали у Нилит дрожь.

Тьма снова позвала ее, но на этот раз она была наполнена голосами. Люди разговаривали о деньгах и самоцветах, о том, сколько дадут на рынке душ за вот этого и за вон того, ржали над шутками, вспоминали бурные ночи, вкусную конину и то, кто в кого воткнул меч.

Когда Нилит еще раз выплыла в мир живых, крики стихли, превратились в негромкое, еле различимое бормотание. Фигур у костра стало меньше, хотя Нилит все равно могла разглядеть большой силуэт Кроны. Несколько из ее подручных отрубились, и сейчас их животы, тихо урча, поднимались и опадали. Вонь серы сменили запахи трубочного дыма и козьего жира.

Капли жидкости попали ей на лицо; сначала они были холодными, но затем, добравшись до порезов, превратились в огненные. Нилит зашипела, свернулась в еще более плотный комок.

Какой-то мужчина завис над ней, держа в руках бурдюк с вином. В другой руке, словно приз, он сжимал белый камень.

– Крона говорит, что с тобой я должен быть осторожным, – прохрипел он. – Нежным.

Еще один ручеек, еще одна огненная волна боли. Вино воняло. Нилит промокнула раны рукавом.

– А я говорю, нежность – это неинтересно.

Сапог пнул ее в бок, и она ударила по нему. Рука схватила Нилит за волосы и оттянула ее голову назад. Через слипшиеся от крови пряди волос Нилит увидела знакомое лицо. Перед ней стоял ухмылявшийся мужчина с желтыми зубами – похожий на крысу и такой же подлый.

– Отвали!

Нилит попыталась вырваться, но он, хоть и маленький, оказался довольно сильным.

Он показал ей нож, засунутый за кожаный ремень.

– Я что хочу, то и делаю!

Она снова упала на землю ничком; руки ее были прижаты сзади. Ее раны вспыхнули; у нее в глазах взорвались белые звезды. Руки мужчины ощупывали ее. Он порвал одежду у нее на поясе и горячо задышал ей в затылок. Нилит забилась в его руках, но его костлявые ноги уперлись ей в спину, удерживая ее. Снова затрещала ткань, и Нилит почувствовала ночной ветерок на своих бедрах. Горячие руки начали лапать ее. К лицу Нилит приблизилась небритая щека.

– Она предупреждала, что ты будешь извиваться! – шепнул мужчина.

Говорят, что в минуту опасности паника передает власть в руки инстинкту. К несчастью для крысы, у Нилит были инстинкты бойца, и притом яростного.

Стирая кожу на лице о песок, она повернула голову и ее губы прижались к его уху. Она укусила его так сильно, как только могла, и этого оказалось достаточно. От его визга Нилит оглохла на одно ухо, но чем больше он сопротивлялся, тем крепче она сжимала зубы. Нилит услышала, как трещит хрящ между зубами. Ее рот наполнился горячей кровью. Нилит проглотила ее, борясь с тошнотой.

Разбойник бил ее и толкал, но это лишь ускоряло процесс. С отвратительным звуком, похожим на треск рвущегося шелка, половина его уха оторвалась, и он упал назад, обливаясь кровью.

Нилит выплюнула кусок уха, с трудом поднялась на ноги, подняла руки вверх и отцепилась от столба. Часовой, стоявший позади нее, услышал вопли и пошел к берегу озера выяснить, в чем дело. У костра тоже кто-то закричал.

К ее удивлению, первым начал действовать Фаразар. Подпрыгнув вверх, а затем вперед, он добрался до часового, схватил его за локоть и бросил в сторону озера. Для этого ему пришлось приложить усилия, но в результате часовой потерял равновесие и упал лицом вниз в воду. Озеро оказалось более глубоким, чем могло показаться на первый взгляд, и на секунду часовой полностью скрылся из виду.

Он поднялся из воды, крича и задыхаясь. От его тела исходил пар, словно вода была горячей, и Нилит услышала тихое шипение огня. Его одежда отделялась от покрасневшей кожи, превращаясь в дымящиеся обрывки. Судорожно пытаясь выбраться на берег, он снова упал и не вовремя сделал вдох, и его легкие наполнились едкой водой. Когда часовой снова поднялся, Нилит увидела, как его расплавившиеся глаза стекают по щекам. Он умер, когда его рука коснулась берега и прочертила четыре бороздки на сером песке – не плотью и кровью, а костями.

Нилит побежала к трупу Фаразара. В одном шаге от воды она резко затормозила, подняв облако песка, и выхватила из-под слоев ткани кривую саблю и помчалась к Аноишу.

Первого человека она остановила яростным рубящим ударом по животу. Его пьяные глаза закатились, а тело упало на землю вслед за вывалившимися кишками. Фаразар, следовавший за ней по пятам, отскочил от мертвого, словно голубь – от кошки.

– Надо было выбрать другую тропу! – заверещал он.

Другие «упыри» уже приближались. Мимо пролетела стрела; за ней последовал сердитый