Люк прошел в гардеробную и закрыл за собой еще и дверь гардеробной. На всякий случай.

– Как оно?

Снова молчание, долгое и тяжелое.

– Что у вас там, черт возьми, творится?

Вот он. Звонок, которого он ждал последние несколько недель.

– У меня все под контролем.

– А так и не скажешь.

Люк стиснул зубы.

– Я перед тобой отчитываться не обязан.

– А перед жителями Готэма – обязан.

– У меня все под контролем, – повторил Люк.

– И трех женщин, которые сеют в Готэме хаос, ты тоже держишь под контролем? Ядовитый Плющ еще вполне безобидная. Эколог-фанатичка, но безобидная.

Люк готов был поклясться, что слышал, как Брюс загибает пальцы.

– Харли Квинн. Не такая безобидная, но сидела тихо с тех пор, как ее бывшего упекли в Аркхэм. И я думаю, что эта новенькая – Женщина-Кошка, или как там вы ее зовете, – у них всем заправляет.

– Я знаю.

– Ее ты и должен закрыть в первую очередь, – продолжал Брюс.

– Я знаю, – огрызнулся Люк.

Снова одна из тех пауз Брюса Уэйна.

– Я должен вернуться.

– Нет, – зарычал Люк. – Ты не должен. Во-первых, у меня все под контролем. Во-вторых, ты тоже сейчас на задании.

О котором Брюс ему так ничего и не рассказал.

Люк чувствовал себя немного виноватым – совсем немного. Потому что, если даже не брать во внимание раздражение, мысль, что Брюс лицом к лицу встретится с Женщиной-Кошкой… От этой мысли у него слегка свело живот. Этого хватило, чтобы он не захотел видеть Брюса в Готэме в ближайшие дни, вне зависимости от его задания.

Брюс тяжело вздохнул:

– Звони, если что-то понадобится.

Люка подмывало напомнить ему, что он не какой-то там салага, но он просто ответил:

– Не сомневайся.

Брюс положил трубку, не попрощавшись.

Люк вздохнул, разглядывая дубовые полки в гардеробной. Нет, он не был обязан отчитываться перед Брюсом. Никогда не был обязан и не будет. Он был обязан Готэму – обеспечить хотя бы видимость безопасности.

Постояв минуту, собираясь с силами, Брюс шумно выдохнул и вернулся в гостиную.

– Прошу прощения, – сказал Люк, положив телефон на столик прежде, чем снова сесть на диван.

Холли подняла ухоженную бровь:

– Вы с ним друзья?

– Ну, да, он мой начальник, а что такого?

– Я думала, что исполнительный директор – твой отец.

– Это так, но компания входит в холдинг Уэйнов.

– И я полагаю, что вы с Брюсом почетные члены Клуба Богатых Деток.

– А ты нет?

Она моргнула.

– С мальчиками другая история.

Он откинулся на подушки.

– Ага, да. Говорит мне девочка, которая заявила, что в Европе стало скучно.

Холли закатила глаза.

– Просто рисовалась.

– И почему же ты тогда сюда приехала?

Оживление исчезло с ее лица. Потухло. А зеленые глаза снова смотрели настороженно и отстраненно.

Люк решил дожать ее. Он не знал, прозвучит ли его вопрос по-идиотски, но максимально непринужденно произнес:

– Тяжелое расставание, что ли?

Холли выдохнула:

– Можно и так сказать. Мне просто хотелось… начать все заново.

Он положил руки за голову.

– Ну, в любом случае, рад, что ты здесь.

– Ты мне только что что-то хорошее сказал, я не ослышалась?

Люк подавил смешок.

– Умница. – Он показал пультом на телевизор. – Выбирай фильм. Любой.

Задача и вызов. Ее зеленые глаза загорелись.

– Ну, ладно. «Карусель».

– Мюзикл?

– Ты его смотрел?

– Пару лет назад ходил на новую версию старой постановки на Бродвее. – Он пожал плечами. – «Карусель» так «Карусель».

– Нет, давай посмотрим то, что ты хочешь.

– Тебя раскусили, и ты тут же отступаешь?

Холли скрестила руки на груди, Люк хохотнул, переключился на видео по подписке и стал искать фильм. Но когда зазвучала увертюра, он готов был поспорить, что заметил, как Холли улыбается.

* * *

Кругом были песок, кровь и крики.

Его тело горело, шрапнель впивалась глубоко в плоть.

Летали куски тел, хлестала кровь, а он ничего не мог сделать, пока кругом все умирали, умирали, умирали, мир перевернулся, уши заложило, и он понял, что он никогда больше не вернется домой, никогда не увидит маму и папу, никогда не попадет домой…

Люк.

Он тут умрет, там, куда пришел, чтобы доказать – себе, родителям, миру. Чтобы доказать, что он не какой-нибудь там тупой мажор, чтобы заполнить дыру внутри себя. А теперь в нем стало еще больше дыр, столько, что и не сосчитать, и изо всех сочится кровь…

– Люк!

Он не может остановить это. Кровь, смерть. Не может сдвинуться с места, чтобы помочь тем своим друзьям, которые кричат от боли. Или тем, кто лежит так неподвижно – и совсем не кричит.

– ЛЮК!

Крик потянул его за собой, но именно боль перебросила его назад домой.

Лицо пылало, он моргнул и втянул ртом воздух, пытаясь осознать, где он, что это за голубоватый полумрак…

– Ты у себя дома в Готэме, – произнес ровный женский голос. – Ты жив.

Люк вздрогнул, не в состоянии унять дрожь – лицо теперь горело от стыда, а к горлу подступила тошнота.

Он побежал. Но не в ванную, а на балкон.

На воздух. Ему надо на воздух.

Он уже добежал до двери, когда две сильные, стройные руки схватили его за рубашку. Потянули к себе.

– Люк.

– На воздух, – выдавил он.

Руки ослабили хватку, но не отпустили.

Одна обхватила его за поясницу.

Холли.

Холли Вандериз.

Она подвела его к перилам на балконе. Чтобы он взялся за них руками, а голову смог свесить, подставив лицо под порывистый ветер, устремив взгляд вниз, собираясь с силами, успокаиваясь.

– Ты, наверное, уснул.

Точно. Кино закончилось, он переключил на новости, она осталась смотреть телевизор, и было так тепло и уютно.

– Что тебе принести?

Она говорила низко, ровно, будто мурчала. Ему это что-то напоминало. Этот голос. Это спокойствие…