* * *

Универсал останавливается. Я выглядываю в окно. Мы припарковались у маленького кирпичного дома, расположенного рядом с ветхой церквушкой. Отец Майкл кивает, и я выхожу из машины. У меня бешено колотится сердце. Я все еще не уверена, что не делаю колоссальной глупости. С чего я взяла, что мужчина духовного звания не причинит мне вреда? С чего взяла, что Би не привела бы меня туда, откуда меня не выпустят, лишь потому что она моя сестра? В конце концов, она меня бросила.

Священник тоже покидает машину, нервно теребя в руках ключи. Я следую за ним по бетонной дорожке. Дверь открывается, как только мы подходим к дому, и я замираю. Это не Би.

Из дома выходит мужчина. Высокий, белый, ростом чуть выше ста восьмидесяти сантиметров, с широкими плечами и короткими, соломенного цвета волосами. Его взгляд находит мой шрам – похоже, настолько же знакомый ему, насколько он сам незнаком мне. Спустя мгновение он заговаривает, и его голос вызывает волну ледяных мурашек.

– Ло Денэм. Не думал, что когда-нибудь тебя встречу.

Я поворачиваюсь к отцу Майклу. Мне не хватает воздуха, мир медленно теряет краски и размывается по краям. Этого не может быть.

– Вы сказали, я встречусь с Би…

– Я такого не говорил. – Он избегает моего взгляда. – Я сказал, что пришел от ее имени.

– Они рассказали тебе обо мне, – замечает мужчина, и вопрос, кто он такой, отпадает.

Я лезу в карман за мобильным и снова вспоминаю, что у меня его нет. Но отец Майкл этого не знает.

– Пожалуйста, не надо, – поспешно просит он, – не бойся.

– Твоя сестра не боялась, – бросает Роб и уходит в дом.

Дом священника старый. Он пахнет затхлостью и давно не видел влажной уборки. Оранжевый ковер отжил свое много лет назад, и его пора уже выкинуть на помойку. Голые желтые обои унылы, их цвет поблек. Кое-где видны религиозные атрибуты. Наверное, так выглядел бы без моего ухода дом Пэтти, проживи она еще лет двадцать. Я не спеша иду за отцом Майклом по коридору, оборачиваясь на дверь, чтобы убедиться: уйти смогу.

Мы находим Роба в кухне с ржавеньким мятно-зеленым холодильником и заплесневелым кафельным полом – здесь все столь же старое, как весь дом. Роб открывает и закрывает дверцы буфета, пока не выуживает с полки стакан. Наполняет его водой из крана и осушает за секунды. Я понимаю, что он испуган не меньше меня.

Отец Майкл тяжело садится на стул возле огнеупорного стола, кладет перед собой ключи и свешивает руки между ног. Они с Робом обмениваются понимающими взглядами.

– Это ты написал статью, – говорю я Робу.

Он прислоняется к раковине, на короткий миг прикрывает глаза.

– Мне пришлось.

– Почему?

– Потому что я больше не мог этого выносить. – Роб сглатывает. – Потому что Джереми погиб по дороге ко мне. И я знаю: ему что-то сказали.

– Нет, – качаю я головой. – Нет!

– Я пытался вытащить Джереми. – Роб смотрит не на меня, а на свои руки. – Но у него в голове все перемешалось, он был не в себе. «Единство» ведь забирается в самое твое нутро, промывает мозги… Бедный ублюдок.

– Никто не промывал мозги Джереми. Он был болен.

– Он был уязвим.

– Как он узнал, где тебя искать?

Отец Майкл прочищает горло.

– Мы полагаем, он услышал о нас от Би.

– Не может быть. Джереми умер до того, как Би ушла, – возражаю я.

Роб с отцом Майклом снова обмениваются взглядами: они явно думают иначе.

– Так сказал Лев… – Я умолкаю под их взглядами, которые мне совершенно не нравятся. Поворачиваюсь к Робу: – Я не видела в Проекте ничего, о чем ты написал…

– Потому что Лев тебе этого пока не показал. – Он устремляет взгляд в окно над раковиной. Проследив за ним, я вижу сумрачное серое небо. – А к тому времени, когда он покажет тебе это… Как давно ты в «Единстве», Ло?

Я не отвечаю ему. Не обязана.

– Я первый, кто покинул Проект. Уже тогда это сделать было нелегко. Сейчас еще труднее.

– Лев попросил тебя уйти.

Лицо Роба застывает.

– Он так сказал?

– Да.

– Что еще он сказал тебе обо мне?

– Не важно. Я здесь не для того, чтобы объясняться перед тобой. Расскажи мне, что известно тебе, и я сравню твои слова с тем, что известно мне. – Я указываю на них двоих: – Откуда вы друг друга знаете?

– Роб был прихожанином моей церкви, – говорит отец Майкл.

– Как раз когда туда пришел Лев. – Роб проводит рукой по коротким волосам. – И, слава богу, встретил там отца Майкла, когда ушел ото Льва.

– Зачем вы рассылаете листовки с библейскими цитатами?

– Я начал рассылать их, увидев состояние, в котором находился покинувший «Единство» Роб, – отвечает отец Майкл.

Роб неловко ерзает.

– Меня не выгоняли. Я сам ушел. Сбежал.

– А зачем присоединился к Проекту?

Роб стискивает челюсти, сжимает кулаки. Внутри него происходит борьба. Я кошусь на отца Майкла – он смотрит на Роба с нежностью, с какой родитель смотрит на ребенка, хотя Роб вряд ли настолько моложе его.

– Лев обладает способностью видеть людскую душу, – наконец отвечает за Роба священник.

Тот горько смеется.

– Мою-то уж точно видел. – Роб сжимает пальцами переносицу. – У нас с ним… В детстве меня бил отец. Бил смертным боем. Я не мог… Я запрятал это все настолько глубоко внутри себя, что не мог…

– Ты не обязан это говорить, – замечает отец Майкл.

– Лев увидел это внутри меня. Никто не видел, а он увидел. Он сказал мне… – Голос Роба срывается, и он судорожно вздыхает. – Он был первым человеком в моей жизни, который сказал мне, что я чего-то стою. Сказал, – Роб щелкает пальцами, – и заполучил меня с потрохами. Всех нас заполучил.

– Понятно. Но я вот поражаюсь, как он находит время на истязания всех членов Проекта, управляя центрами «Единства», занимаясь программами помощи и благотворительностью…

– Всем этим управляет и занимается не он, а Кейси. Но он, чтоб его, и ей мозги промыл. Я должен быть честен с тобой, Ло: когда я говорил об украденных деньгах, об исповеди в качестве залога, о длящихся всю ночь собраниях и об… истязаниях, – умолкает Роб и закрывает глаза, – я говорил о Льве. Проект «Единство» был моей семьей, его члены – прекрасные люди. Они просто хотят делать что-то хорошее на этой сраной земле.

– Но если все настолько плохо, как ты описал, почему они не уходят?

Роб замирает и очень долго молчит. Потом отворачивается от окна, пересекает кухню, словно собираясь уйти, и разворачивается ко мне. Вздыхает. И задирает рубашку.