– Ладно. – Фостер пытливо разглядывает меня. – Ты в порядке?

– В норме.

Похоже, он мне не верит.

– Больше никуда не уходи.

– Не уйду.

Я смотрю на него дольше, чем нужно. Голову заполняет голос Роба. Фостер и Би. Эмми – дочка Фостера. К своему ужасу, теперь я вижу в нем их – черты Эмми, доставшиеся ей не от Би, не от меня и не от наших родителей. И теперь мне до боли очевидно, что ее овал лица, строение тела, квадратные плечи передал ей не Лев, а кое-кто другой.

Фостеру становится неловко под моим взглядом.

– Что? – спрашивает он.

– Ты сказал, что Би вернется. Ты правда так думаешь?

– Конечно.

– Почему?

– Потому что Лев это видел.

* * *

Хлопнув дверью хижины, начинаю метаться по комнате.

Она не может быть мертвой.

Не может.

– Ты не можешь быть мертвой, – шепчу я.

Он спас мне жизнь.

Я опускаюсь на колени и упираюсь ладонями в пол, слишком шокированная, слишком оцепеневшая для слез. Она не может быть мертвой. Я тянусь к ней душой, заклиная появиться из пустоты и доказать: я права. Ты не мертва, Би. Ты просто не здесь. Возвращайся!

Дверь в хижину открывается, и вошедший Лев обнаруживает меня на полу. Зовет меня по имени, а я не отвечаю.

Он обеспокоенно становится передо мной на колени.

– Ло, что случилось?

Я поднимаю на него взгляд.

– Ты встретился с Робом? – спрашиваю шепотом.

Лев смотрит в сторону.

– Поездка прошла впустую, но это еще не конец.

Не в силах сдержаться, плачу.

– Ло, – встревоженно допытывается он, – что случилось?

– Я боюсь.

– Чего? – Лев прижимает ладонь к моей щеке.

Я крепко зажмуриваюсь. Вижу приближающуюся фуру. Тормоза отказывают. Слышу звонок. Дыхание на другом конце трубки: «Прощай».

– Крещения? – Лев касается моего лба губами, а щеки продолжают заливать слезы. – Доверься мне всем своим сердцем. Не пытайся понять это, просто верь в меня, и я покажу тебе путь.

– Если Би вернется, – спрашиваю я, – то какое место займет в нашей семье?

Открываю глаза. Они оказываются прямо напротив кулона. Он повернут якорем к горлу Льва, и мне впервые видна гравировка на его оборотной стороне – та самая, о которой мне сказал Роб: «Б. и Ф.»

Я медленно поднимаю взгляд к лицу Льва.

Он стирает с моей щеки слезу.

– Думаешь, она когда-нибудь вернется?

– Забудь все, что осталось позади, – говорит мне Лев, – и смотри вперед.

Сегодня. Я уйду с Эмми сегодня.

Би ждет.

Пока Лев принимает в хижине душ, она сворачивается калачиком на диване и прикрывает глаза. Когда он выходит, Би притворяется спящей: лежит неподвижно, приоткрыв губы, ровно и глубоко дыша. На смеженные веки падает тень – Лев стоит над ней, разглядывая ее тело. И она молится, сама не зная кому, чтобы он не трогал ее.

Би боится того, что собирается сделать. Боится того, насколько легче будет остаться.

Лев тянется через нее за шерстяным пледом, накрывает им Би. Она слышит, как он перемещается по маленькому пространству, ждет, когда он уляжется спать на кровать без нее. И дожидается.

За шесть лет она хорошо изучила его. Прекрасно различает тот момент, когда он погружается в глубокий сон и можно спокойно вставать. Времени у нее совсем мало, в любую минуту Льва может снова призвать работа.

Би медленно выскальзывает из-под пледа, поднимается с дивана.

На цыпочках пересекает комнату, обувается, снимает с вешалки куртку, которую наденет на улице. Сделав глубокий вдох, идет к двери и напоследок оборачивается. Шесть лет назад она себе подобного и представить не могла. Но теперь она прозрела. Дверь со скрипом открывается. Би аккуратно закрывает ее за собой. От хижины ступает осторожно, неторопливо, а дойдя до сосен, бежит.

В доме не зажигается свет. Лев не проснулся, не поднял по тревоге Кейси.

Сердце чуть не разрывается от облегчения: еще один знак, что все идет как надо. Она заглядывает в окна гостиной. На полу растянулась Атара. Би заходит в дом. Собака поднимает морду, и Би успокаивает ее, погладив рукой. Она спешит по коридору в комнату Эмми, открывает дверь и проходит внутрь. Дочка спит, окутанная свечением ночника.

Би подходит к ней, стараясь не потревожить. Ей хочется запечатлеть эту картину в памяти: сотворенную ею совершенную крошку, безмятежно спящую всего за мгновение до первой встречи со своей мамой.

Ее глаза наполняются слезами. Вот это – любовь.

– Эмми, – шепчу, поторапливая, – Эмми, надень сапожки.

Она смотрит на меня сонно, рассеянно. Я действую быстро: набрасываю ей на плечи куртку, грубовато просовываю ее руки в рукава. Это временно отвлекает ее.

– Хочу спать, – говорит она, ничего не понимая.

– И поспишь, обязательно поспишь, милая. Мы поедем в… – Бросаю взгляд через плечо, на закрытую дверь спальни, и прислушиваюсь, нет ли шагов или голосов в коридоре. – Мы поедем в путешествие. Все тебя ждут. Нужно только, чтобы ты обулась.

Я хватаю ее сапожки и насильно пихаю ее ноги в резину.

В ответ Эмми взвизгивает так громко, что у меня останавливается сердце. Черт с ними, с сапогами. Достаточно куртки. Набрасываю на голову Эмми капюшон. Она хнычет и извивается. А когда я беру ее на руки, малышка выходит из себя и визжит:

– Нет! Нет! Нет!

За окном свобода. Надеюсь, у меня достаточно форы. Я открываю дверь, выхожу в пустой коридор, и Эмми от внезапной смены обстановки смолкает. Мы доходим до входной двери, когда я слышу свое имя:

– Ло?

Загорается свет. Это Кейси. На ее лице лежит тень, и она смотрит на меня с Эмми так, будто уже видела такую картину.

– Объясни это мне, – велит Лев.

Фостер вырывает Эмми из моих рук и уносит в постель, утешительно шепча ей на ушко:

– Все хорошо, малышка, это была забавная игра, а теперь пора баиньки.

Кейси загораживает дверь, сложив руки на груди. Лев стоит у другой двери, между окон. Я устремляю взгляд в холодную ночь. Кейси позвонила ему в хижину, и я видела, как он с непроницаемым лицом вышел из-за деревьев. Раздаются шаги возвращающегося Фостера. Он заходит в комнату и тихо прикрывает за собой дверь.

– Объясни это мне, Ло, – повторяет Лев.