Мистер Левинджер поднялся и положил руку на плечо Генри. Голос его был необычайно мягок.

– Грейвз, подумайте еще раз хорошенько, прежде чем сказать это. Прошу вас, не вынуждайте меня прибегать к мерам, наиболее неприятным для меня. Я буду вынужден к ним прибегнуть, если вы будете настаивать на своей позиции – не из чувства мести, не в пику вам, поймите, но только лишь потому, что я должен защищать финансовые интересы другого человека. Вы простите меня, если я скажу без обиняков, по-дружески?

– Я бы предпочел, чтобы вы этого не делали – но как угодно! – вздохнул Генри.

– Угодно, дорогой мой, угодно, ибо я хочу, если это возможно, спасти вас от самого себя, а также потому, что здесь затронуты и мои личные интересы. Грейвз, почему не она? Почему вам не жениться на ней и не покончить с этим унизительным положением? Если бы вы могли найти девушку лучше или милее – я бы понял, но вы не найдете такой. Более того, хоть сейчас ее гордость и задета немного, но в глубине души она искренне предана вам.

– Каждое ваше слово – правда, мистер Левинджер, разве что, кроме последнего утверждения, в котором я из скромности позволю себе усомниться. Но, даже идя навстречу желаниям вашей дочери, вы должны понимать, насколько унизительно для банкрота жениться на подобных условиях.

– Я понимаю вашу гордость, Грейвз, именно поэтому вы мне и нравитесь. Банкрот не вы, банкротом стал ваш отец, а вы всего лишь его душеприказчик. В жизни бывают ситуации, когда гордость должна уступить. Гордость – это личное имущество, она умрет вместе с вами, но если позволить ей разрушить вашу семью – этого уже не исправишь. Вы все еще намерены предаваться этой своеобразной форме эгоизма? Дорогой мой, откройте мне истинную причину своего упрямства?

– Что заставляет вас задавать подобный вопрос, мистер Левинджер?

– До меня дошли некоторые слухи, вот и все. Я слышал о сцене, которая произошла у смертного одра вашего отца, Грейвз, и во время этой сцены было упомянуто имя некой молодой женщины.

– Кто вам рассказал об этом? Моя сестра?

– Разумеется, нет! Если уж у стен есть уши – неужели вы думаете, что их нет у слуг? Да дело не в том, кто рассказал, важно, что я услышал – и поскольку вы не опровергаете сказанного, я могу предположить, что в слухах таилась доля правды.

– Если так, мистер Левинджер, то логично было бы предположить, что подобные… слухи должны были заставить вас отказаться от идеи выдать за меня вашу дочь – однако, похоже, эффект оказался противоположным.

– Грейвз, подумайте еще раз хорошенько

– Если бы в истории, дошедшей до моих ушей, вы выступали в облике абсолютного злодея или беспринципного распутника – да, может быть, хотя доказательств этому нет. Мы все можем однажды поддаться безумию – но некоторые способны его побороть.

– Вы снисходительны к грешникам! – хмыкнул Генри. – Но мне все же кажется, что раз в этой истории замешаны двое, у них есть определенные обязательства.

– Возможно, в некоторых случаях так и есть – но не в вашем, учитывая, что девушка уехала, не оставив даже адреса.

– Возможно, она чувствовала себя обязанной уйти – или ее отослали, мистер Левинджер.

– Если вы намекаете на меня, Грейвз, то сильно ошибаетесь. Мы с этой девушкой состояли в немного странных отношениях в течение многих лет, нечто вроде опеки, но не собственно опека… На днях она посетила меня и сообщила, что собирается в Лондон, чтобы осесть там и зарабатывать себе на жизнь самостоятельно. Я выдвинул возражения – она отмела их. Она совершеннолетняя, и я не могу контролировать ее действия. Поразмыслив, я действительно решил, что ей лучше уехать: не стану скрывать от вас, что в Брэдмуте пошли разговоры… определенного толка. Когда молодая женщина попадает в подобную ситуацию, лучший выход для нее – как показывает мой опыт – это либо выйти замуж, либо уехать. В данном случае девушка категорически отказалась от замужества, хотя у нее были отличные возможности в этом смысле, и потому я согласился с ее решением сменить обстановку. Позднее я узнал, что через пару дней она уехала, и никто не знает, куда, однако я не сомневаюсь, что рано или поздно она даст о себе знать, поскольку ей положено содержание, шестьдесят фунтов в год – и она наверняка захочет его получать. До тех пор – разумеется, если вы уже не выяснили ее адрес – вы вряд ли ее найдете; если же вы не собираетесь на ней жениться – а она, насколько мне известно, никогда этого не хотела – то, смею предположить, вы не станете ее преследовать и мешать ей работать, какой бы эта работа ни была, поскольку подобное поведение, разумеется, привело бы к тому, что она потеряла бы ее.

– Вы совершенно правы: я хотел бы увидеться с ней только для того, чтобы попросить ее стать моей женой!

– Тогда не делайте этого, Грейвз. Ради нее, ради себя, ради вашей матери и моей дочери – я прошу вас не видеться с ней и не позволять своим безумным идеям утащить нас всех на дно! Оставьте ее в покое – и все будет хорошо; начните ее искать – и вы погибли. Как вы думаете, нашли бы вы счастье в подобном браке? Оставим в стороне вопросы долга, чести, положения – и я скажу вам: «Нет»! Я знаю, о чем говорю! – с яростью продолжал Левинджер. – Когда вы привыкнете к ее красоте, а она перестанет удивляться вашей щедрости – ваша жизнь превратится в ад! Каков может быть союз между людьми, столь разными по положению, вкусам и образованию? Как вы будете выносить ревность, необузданную страсть и агрессивное невежество такой женщины? Как долго продлится ваша любовь, если вы вспомните, как ради нее стали изгоем, если каждый раз при взгляде на ее лицо вы будете думать о том, что именно эта красота соблазнила и привела вас и всех, кого вы любили, к непоправимой катастрофе? Говорю вам, я видел такие случаи, я знаю жалкий конец таких историй и я умоляю вас, Генри Грейвз, – остановитесь! Подумайте, прежде чем пополнить сборник этих историй своей собственной.

– Вы говорите с большим чувством, – сказал Генри, – и нет сомнений, что в ваших словах много правды. У меня были два товарища, они совершили мезальянс – и это кончилось весьма плачевно в обоих случаях; один, кажется, даже покончил с собой. Однако основываться на чужих примерах в данном случае довольно сложно, а еще сложнее – принимать чужие советы, поскольку обстоятельства у всех разные. Но я обещаю вам, Левинджер, что не стану принимать поспешных решений, по крайней мере – ближайшие два-три месяца – и не предприму никаких шагов, не сообщив вам со всей искренностью о своих намерениях, поскольку полагаю, что вас эта история касается напрямую. Я был бы рад, если бы вы позволили мне остаться в дружеских отношениях с вашей дочерью и с вами… хотя я не уверен, что мисс Левинджер к этому готова. Через несколько месяцев я определюсь окончательно – и если приду к выводу, что никакие иные обязательства меня не связывают, то, возможно, попрошу у вас позволения попытать счастья с мисс Левинджер, которой я, конечно же, недостоин и никогда не буду достоин.