– Прости, мы про тебя забыли.

Воспоминание снова сменилось: теперь Киф был одет в униформу янтарного цвета – третий курс Фоксфайра. Он только что вернулся домой из школы и обнаружил в своей спальне ожидающих его родителей. Отец Кифа потребовал показать ему конспекты, и когда Киф передал тетради, лорд Кассиус взбесился. Он вырвал все рисунки, каждый сложнее и поразительнее предыдущего, скомкал, разорвал их, крича, что Киф должен слушать своих наставников. Киф возразил, что может и учиться, и рисовать, но отец ушел, назвав Кифа разочарованием. Мама, ничего не сказав, последовала за мужем. Но она подняла с пола один из рисунков – набросок ее самой – и спрятала его в карман.

Основа всех воспоминаний Кифа была до боли очевидна.

Два ужасных родителя.

Но мать была лучше – по крайней мере, так Киф считал.

Он отступил, разрывая связь.

– Так… что это было?

– Все в порядке, – прошептала Софи.

Он покачал головой.

– Я не хотел, чтобы об этом узнали.

– Понимаю. Но… я рада, что тебе больше не придется справляться с этим одному.

– Зато тебе придется справляться с мыслями о том, что я мочился в постель.

– Это нормально для детей.

– Мой отец считал по-другому.

Он так сильно пнул стену, что нога просто обязана была заболеть.

Софи шагнула ближе и, помедлив, коснулась его плеча.

– Знаешь, что я подумала, когда это увидела?

– «Не надо было помогать этому неудачнику, несмотря на его классные волосы»?

– А вот и нет. Ну, ладно, насчет волос ты прав. Но я подумала о том, что ты куда храбрее, чем я полагала. А я и так считала тебя невероятно храбрым. Ты прекрасно держался в битвах и дружил со мной, несмотря на все сплетни и слухи. Ты просто… Даже не знаю, как сказать. Но ты не такой, каким считали тебя родители. И, кстати, я бы хотела увидеть твои рисунки.

– Их нет. – Он смотрел себе под ноги. – Я несколько лет ничего не рисовал.

– Ты нарисовал мамин браслет.

– Дурацкий рисунок.

– Я все равно его оставлю, можно? – Она наклонилась и подняла лист, пряча его в дневник памяти.

Воцарилась тишина.

– Ладно, – произнесла Софи наконец. – Надо записать нападения «Незримых».

Она спроецировала битвы на бумагу, воспользовавшись своей телепатией. Киф, наблюдавший через плечо, забрал дневник, когда она дошла до момента, где с головы леди Гизелы соскользнул капюшон.

– Она тут как будто бы боится.

– Потому что она действительно боялась. Не забывай, у меня фотографическая память.

Киф нахмурился.

– А мне кажется, что она злилась.

– Да, злилась. Но сначала испугалась – как будто не хотела, чтобы ты ее видел.

Киф долго смотрел на проекцию, а потом захлопнул дневник и вернул его Софи.

– Ты ведь не будешь записывать остальные воспоминания, да?

– Нет. Пусть останутся между нами.

Он кивнул.

– Ты думаешь, что не справишься, да? – прошептала Софи.

– А ты сама-то справишься?

Софи закусила губу.

– Мне больно смотреть, как они обращались с тобой. Если я еще хоть раз увижу твоего отца… В общем, пусть надеется, что на мне не будет «Удара исподтишка», иначе я допинаю его аж до Тимбукту.

– Я бы все отдал, чтобы это увидеть.

Софи грустно улыбнулась.

– Я не хочу, чтобы ты справлялся со всем в одиночку, Киф. Ты столько времени прятал раны и шрамы за шутками и розыгрышами…

– Он ни разу меня не ударил, – перебил Киф.

– Знаю. Но слова ранят глубже, чем гоблинские звезды. Поэтому, надеюсь, ты разрешишь мне помочь.

Он поглядел в окно с тем же страхом в глазах, что читался в лице его матери. Софи отчетливо видела семейное сходство. Но Киф был куда как мягче.

– Просто обещай, что если тебе станет слишком трудно, ты сбежишь, – прошептал он.

– Не станет.

– Ошибаешься. У меня есть темная сторона, Софи.

– Она у всех есть.

Он вскинул бровь.

– Даже у таинственной мисс Ф.?

– Ну да, я же инфликтор, забыл?

Киф снова отвернулся.

– Я так сильно хотел себе инфликцию. Постоянно умолял моего наставника по проявке способностей попытаться ее вызвать. Но нет, я получил талант моего отца.

– Эй, быть эмпатом куда лучше. Иногда я гадаю, почему «Черный лебедь» не дал мне эмпатии.

– Может, когда-нибудь она проявится. Вместе с другими пятнадцатью талантами.

– Ух, надеюсь, что нет. Четырех мне достаточно.

– Пф, пусть будет хотя бы пять. Но не трать последнее свободное место под эмпатию. Лучше выбери что-нибудь классное, вроде гидрокинетики.

– Так, серьезно, сколько вообще существует способностей?

– Много. Поэтому все так удивляются, когда у кого-то их не обнаруживается. Вокруг ведь столько талантов.

– Мне все равно кажется, что неправильно считать бесталанных эльфов второсортными, – пробормотала Софи. – Ну и что, что у них много денег, это все равно нечестно.

– Думаю, поэтому Совет тебя и боится, – предположил Киф. – Я никогда не задумывался об этом, пока не встретил тебя.

– Поэтому ее и зовут Лунным жаворонком. – На пороге стояла Калла.

Софи расплылась в улыбке, поворачиваясь к подруге, но тут же заметила слезы в ее глазах.

– Что случилось? – с тревогой воскликнула Софи, надеясь, что еще не угадала ответ. Но самые худшие опасения подтвердились.

– Я нашла Люра с Митей, и Сиора тоже, – прошептала Калла. – Они в Люменарии. В карантине. Все трое заразились чумой.

Ее слова метались в голове Софи, отдаваясь звоном в ушах.

Люр, Митя и Сиор заразились чумой.

Они могли умереть.

Нет, не «могли».

Они умрут, если лекарство не найдут.

– Сколько времени проходит перед тем, как чума… – Она не смогла договорить.

– Мы до сих пор не знаем, но это отчасти хорошо. Все жители Диколесья до сих пор живы и борются.

Ее ответ слегка помог – но не изменил факта, что время стремительно утекало. Возможно, у зараженных были месяцы. Возможно, недели. Или дни. Как бы то ни было, они заслуживали большего.

– Но ты же в порядке? – с тревогой спросила она Каллу. – Тебя чума не задела?