Обеим было по шестнадцать, когда их отправили в закрытуюшколу при монастыре Святой Розы де Лима. Старое и мрачное кирпичное зданиестояло на окраине Французского квартала. Рита попала сюда за «скверноеповедение»: ее застукали на речном теплоходе «Президент», где вместе с парнямиони пили и развлекались на полную катушку. Отец заявил, что в школе Святой Розыей вправят мозги. Там в девять вечера все девочки уже в своих кроватях, а спятони в одной спальне, на последнем, мансардном, этаже. Перспектива оказаться втакой тюрьме привела Риту в ужас, и она ревела навзрыд.

Дейрдре к тому времени успела прожить в школе достаточнодолго и словно не обращала внимания на царившую в ее стенах угрюмую и суровуюатмосферу. Но стоило Рите заплакать, она молча брала ее за руку и терпеливовыслушивала все жалобы подруги.

Из развлечений здесь был старенький телевизор с круглымшестидюймовым экраном (скажи кому теперь – не поверят), и девочки вместесмотрели «Отцу лучше знать». На полу возле окна стоял такой же древний хрипящийприемник. К проигрывателю было не подступиться: им безраздельно владели ученицылатиноамериканского происхождения, которые целыми днями крутили свою мерзкую«Кукарачу» и без устали плясали под нее.

– Не злись на них, – сказала Рите Дейрдре.

Под вечер они отправлялись на игровую площадку и проводиливремя на качелях под ореховыми деревьями. Конечно, не ахти какое развлечениедля шестнадцатилетней девушки, но Рите оно нравилось, потому что рядом былаДейрдре.

В такие минуты Дейрдре часто пела старинные ирландские ишотландские баллады – именно так она их называла. Все песни почему-то былиочень печальными, и при звуках высокого, чистого и нежного голоса – настоящегосопрано – по спине Риты пробегал холодок. Дейрдре любила оставаться во дворе досамого заката, когда небо окрашивалось в «чистый сиреневый цвет», а в листвезвенели цикады. Это время Дейрдре называла сумерками.

Рита встречала подобное слово в книгах, но никогда неслышала, чтобы кто-нибудь его произносил. Сумерки…

Дейрдре брала Риту за руку, и они бродили вдоль кирпичнойстены, под деревьями, на которых зрели орехи пекан. Девочкам то и делоприходилось буквально нырять под низко растущие ветви, а в некоторых местахзавеса листвы была столь густой, что полностью скрывала подруг от любопытныхглаз. Кому-то эти воспоминания, возможно, покажутся бредом сумасшедшего, но дляРиты то было странное и прекрасное время… Она стояла вместе с Дейрдре вполумраке, деревья качались на легком ветру, и с них дождем сыпались маленькиелисточки…

В те дни Дейрдре походила на девочку из какой-нибудь старойкнижки с картинками: волосы, перехваченные фиолетовой лентой, черные завиткилоконов, рассыпавшиеся по спине… Будь у нее желание, Дейрдре могла бы выглядетьпросто потрясающе – тем более с такой-то фигурой! К тому же в шкафу у нее былополно новой одежды. Но Дейрдре к ней не притрагивалась. Справедливости радинадо сказать, что в присутствии подруги Рита даже не думала о таких вещах – всеэто казалось несущественным. А какие мягкие волосы были у Дейрдре! Рите лишьоднажды довелось дотронуться до них… На редкость мягкие…

Девочки гуляли вдоль пыльной аркады возле часовни, и каждыйраз старались заглянуть в расположенный за деревянными воротами монастырскийсадик. Дейрдре утверждала, что в этом укромном уголке растут самые удивительныецветы.

– Мне совершенно не хочется возвращаться домой, –говорила она. – Здесь так спокойно.

Спокойно! Это спокойствие доводило Риту до слез, и онаплакала каждую ночь, прислушиваясь к звукам музыки, доносившимся изнегритянского бара, расположенного на другой стороне улицы. Люди развлекались,и отголоски их веселья долетали даже сюда, на четвертый этаж, где находиласьспальня. Иногда, убедившись, что все уже спят, она выходила на чугунный балкони оттуда вглядывалась в море огней на Кэнал-стрит – настоящее красное зарево.Весь Новый Орлеан веселился там, а Рита оставалась взаперти в этой ужаснойспальне, в обоих концах которой за занавеской храпело по монахине. Как бы оназдесь выжила, если бы не Дейрдре?

Дейрдре отличалась от всех знакомых Рите девчонок. У неебыли такие красивые вещи – длинные белые фланелевые халаты, украшенныекружевами.

И теперь, тридцать два года спустя, точно в таком же халатеДейрдре сидела на боковой зарешеченной террасе – «словно безмозглая идиотка всостоянии комы».

А изумрудный кулон, который нынче постоянно висит на шееДейрдре, Рита впервые увидела еще в школе. Знаменитый изумруд Мэйфейров.Правда, в те дни Рита еще ничего о нем не слышала. Разумеется, Дейрдре ненадевала кулон на занятия: в школе Святой Розы такого рода вольности считалисьнепозволительными. Да и кому в голову придет без особого на то повода щеголятьв таком старинном и дорогом украшении – ну разве что на карнавале в честьМарди-Гра.

Сейчас этот кулон в сочетании с ночной рубашкой и халатомвыглядел просто зловеще. Как нелепо выглядит фамильная драгоценность набезнадежно больной женщине, пустым взглядом смотрящей на мир сквозь сеткутеррасы. Хотя… Кто знает? Вполне возможно, Дейрдре каким-то образом сознавала,что любимый кулон по-прежнему при ней.

Рите лишь однажды довелось держать в руках эту красоту. Онис Дейрдре остались в спальне одни и, воспользовавшись тем, что рядом не маячилникто из монахинь и не отчитывал нудным голосом за измятое покрывало, болтали,пристроившись на краешке кровати.

Рита с восторгом разглядывала изумрудный кулон – тяжелый каменьв массивной золотой оправе – и вдруг заметила, что на его обратной сторонечто-то выгравировано – кажется, какое-то имя. Но ей удалось разобрать толькозаглавную букву «Л».

– Нет-нет! Не читай! – испуганно вскрикнулаДейрдре. – Это секрет! – От волнения у нее покраснели щеки, а вглазах блеснули слезы. Однако она быстро успокоилась и – словно извиняясь –сжала руку Риты. Сердиться на Дейрдре было невозможно.

– Это настоящий изумруд? – спросила Рита.

Такая вещь, должно быть, стоила кучу денег.

– Да, настоящий, – ответила Дейрдре. – Этоткулон попал к нам из Европы, очень-очень давно. Когда-то он принадлежал моейпрапрапрапрапрабабушке.

Они обе смеялись над всеми этими «прапра».

Дейрдре рассказывала об истории кулона как о чем-тосовершенно обыденном, естественном. Впрочем, она никогда не важничала и в силуприродной деликатности старалась не оскорблять чувства других. Ее все любили.

– Мне этот кулон перешел от мамы, – пояснилаона. – А когда-нибудь я передам его… – Лицо ее на миг омрачила теньпечали. – Ну, в общем… если у меня будет дочь.

Как и всем, кто сталкивался с этой странной девочкой, Ритевдруг отчаянно захотелось защитить ее, оградить от всех бед и неприятностей.Она обняла Дейрдре.